Джульетта
Шрифт:
– Вас что, на работе не ждут?
– спросила я, глядя, как он болтает ногами.
Алессандро пожал плечами.
– Банку больше пятисот лет; как-нибудь простоит часок без меня.
– Что там насчет особой силы?
– не удержалась я, скрестив руки на груди.
Он секунду подумал и сказал:
– Считается, что существует два вида безумия: творческое и разрушающее. Вода из Фонтебранда, по поверью, сделает человека безумным, pazzo, но в хорошем смысле. Это трудно объяснить… Почти тысячу лет мужчины и женщины пили эту воду,
Меня с утра подмывало спорить с каждым его словом и не позволять отвлечь себя сказками, поэтому, я упрямо покачала головой.
– Вся святость этих женщин в том, чтобы уморить себя голодом или сгореть на костре. Как можете вы называть это творческим экстазом? По мне, так это банальное помешательство.
– Для большинства людей, - возразил он с улыбкой, - швырять камнями в римских полицейских тоже помешательство.
– Он захохотал при виде моего лица.
– А ведь вы не касались чудесной воды даже подошвами.
– Я только хочу сказать, - продолжала я, сбрасывая туфли, - что все зависит от ракурса. То, что кажется вам креативным, может показаться мне разрушительным.
– Не без внутренней борьбы я осторожно опустила ноги в воду.
– Все зависит от того, во что вы верите или на чьей вы стороне.
Я не могла понять его улыбку.
– Вы хотите сказать, - спросил он, глядя на то, как я шевелю пальцами в воде, - что моя теория нуждается в пересмотре?
– А теории вообще нужно постоянно пересматривать. Если этого не делать, они перестанут быть теориями и превратятся… во что-то другое.
– Я угрожающе взмахнула руками: - Они станут драконами, стерегущими вход в вашу крепость, никого не впуская и не выпуская.
Алессандро взглянул на меня, видимо, гадая, отчего я такая колючая все утро.
– А вы знаете, что в Сиене дракон является символом девственности и защиты?
Я отвела глаза:
– А вот в Китае дракон символизирует жениха, записного врага девственности.
Мы замолчали. Вода Фонтебранда мягко рябила, бросая на своды ослепительные блики с неспешной уверенностью бессмертного существа. На секунду я почти поверила, что могу стать поэтессой.
– Значит, вы верите, - сказала я, отбросив идею прежде, чем она пустила корни, - что Фонтебранда делает вас pazzo?
Он посмотрел в воду. Наши ступни казались погруженными в жидкий нефрит. На его губах появилась легкая улыбка, словно он знал, что на самом деле мне не нужно слов, ибо ответ читался в его глазах - блестящее зеленое обещание экстаза.
Я кашлянула.
– Я не верю в чудеса.
Он посмотрел на мою шею.
– Тогда зачем вы это носите?
Я тронула распятие.
– Обычно не ношу. В отличие от вас, - кивнула я на его расстегнутый ворот.
– Вы об этом?
– Он полностью вытянул кожаный шнурок поверх рубашки.
– Это не распятие. Мне не нужен крест, чтобы верить в чудеса.
Я во все глаза уставилась на оригинальный кулон.
– Вы носите пулю?!
Алессандро криво улыбнулся:
– Я называю ее любовной писулькой. В газетах писали про «дружественный огонь» [43] . Очень дружественный - пуля остановилась в двух сантиметрах от сердца.
– Ну, значит, твердая грудная клетка.
– Скорее твердый напарник. Эти пули прошивают насквозь по несколько человек. До того как попасть в меня, она прошла через одного из моих товарищей. А не угоди я в госпиталь, меня бы разорвало на куски. Судя по всему, Бог знает, где я, даже если не ношу крест.
Я не знала, что сказать.
– Когда это произошло, где?
Нагнувшись, он опустил руку в воду.
– Я же рассказывал, что подошел к самому краю…
Я безуспешно пыталась поймать его взгляд.
– И все?
– Пока все.
– Ну что ж, я скажу вам, во что верю я. Я верю в науку.
Не дрогнув ни единой черточкой, он медленно поднял глаза и посмотрел мне в лицо.
– Мне кажется, - сказал он, - вы верите не только в науку. Против воли. И потому боитесь. Вы боитесь pazzia.
– Боюсь?
– попыталась я рассмеяться.
– Да я нисколечко…
Он перебил меня, набрав в горсть воды и протянув мне.
– Если не верите, выпейте. Что вам терять?
– Еще чего!
– отпрянула я.
– Да здесь полно бактерий!
Он стряхнул воду с пальцев.
– А люди пили сотни лет.
– И сходили с ума!
– Видите?
– улыбнулся он.
– Все-таки вы верите!
– Да! Я верю в микробов!
– А микроба вы видели?
Я яростно посмотрела на его дразнящую улыбку, раздраженная его легкой победой.
– Очень смешно! Ученые их каждый день видят.
– А святая Екатерина видела Иисуса, - сказал Алессандро, сверкнув глазами, - здесь, в небе Сиены, над базиликой Сан-Доменико. Кому вы верите? Вашим ученым, святой Екатерине или обоим?
Когда я не ответила, он сложил руки ковшиком, зачерпнул воды из фонтана и сделал несколько глотков. Остальное он протянул мне, но я снова отшатнулась.
Алессандро покачал головой с притворным разочарованием.
– Вы не та Джульетта, которую я запомнил. Во что вас превратила Америка!
Я возмущенно выпрямилась:
– О'кей, давайте сюда вашу воду!
Воды у него едва осталось на ладони, но я все равно отхлебнула, уткнувшись губами в кожу, чтобы Алессандро меньше возражал. До меня не сразу дошло, насколько интимным получился жест, пока я не увидела выражение его лица.
– Теперь от безумия нет спасения, - хрипло сказал он.
– Вы стали настоящей сиенкой.
– Неделю назад, - напомнила я, мгновенно очерствев, чтобы не дать себе размякнуть, - вы предложили мне отправляться домой.