Джулия
Шрифт:
— Я понял по вашей реакции, что вы хорошо знаете профессора Монтини, верно? — спросил помощник прокурора.
— Верно, — подтвердил Гермес.
— А как насчет двух миллионов?
— Каких двух миллионов? — с искренним удивлением спросил Гермес, который уже успел забыть о самом первом вопросе своего мучителя.
— Тех самых, что вы получили за внеочередную операцию.
— Видите ли, в больнице я получаю зарплату за свою работу. Не в моих привычках брать вознаграждение
— Вы можете это доказать?
— И не собираюсь ничего доказывать, — с нарастающим раздражением сказал Гермес. — Считаю это ниже своего достоинства.
— А вот синьор Лева может.
— Может что? — не понял Гермес.
— Может доказать, что дал вам деньги, хотя вы, чтобы не оставлять улик, отказались от чека и взяли наличными.
Гермес перевел недоумевающий взгляд на адвоката, и тот улыбнулся ему ободряющей улыбкой.
— И как же, интересно, он может это доказать? Все ваши обвинения — чистый вымысел, вы попали пальцем в небо.
Гермесу хотелось крикнуть прямо в круглое носатое лицо этого нахального типа, что он лжец и ведет грязную игру, но вспомнив, сколько было в мире оклеветанных людей, которые пытались и не могли защитить свою поруганную честь даже с помощью бесспорных аргументов, он сдержался.
— Пусть доказывает, — сказал он вслух.
— Свидетельские показания синьора Лева не вызывают сомнений, — сказал помощник прокурора, — синьор Лева — очень надежный свидетель. Кстати, вы знакомы с доктором Макки?
— Естественно, знаком. Джанни Макки — мой бывший ассистент, самый безнадежный…
Молодой адвокат, бросив на Гермеса предостерегающий взгляд, перебил его вопросом:
— Простите, господин помощник прокурора, а какое отношение доктор Макки имеет к обсуждаемому вопросу?
Оставив без внимания вопрос адвоката, помощник прокурора продолжал вести допрос по заранее подготовленному плану.
— Значит, доктор Макки был вашим ассистентом, так-так… Однако вы его не жаловали, даже больше того, вы его в грош не ставили.
— Я вам уже сказал, хирургия — не его призвание, так что в определенном смысле вы правы, — согласился Гермес, не замечая, что адвокат, ерзая на стуле, пытается подать ему знак замолчать.
Опасения защитника были не беспочвенны: откровенные признания Гермеса легко можно было использовать против него.
— Считая его пустым местом, вы не стеснялись при нем набивать себе карманы, обещая несчастным больным привилегированное положение в подведомственной вам больнице.
— Я это полностью отрицаю! — начиная терять самообладание, воскликнул Гермес и беспомощно посмотрел на адвоката.
— А вот доктор
— Это ложь.
Гермесу казалось, что он проваливается в пропасть, и ему не за что уцепиться, чтобы спастись. Сначала его арестовали прямо на глазах коллег, сейчас распинают на этом постыдном допросе, обвиняя во взяточничестве и в смерти девятилетнего мальчика. Профессиональная непригодность, корыстные интересы на государственной службе, моральное разложение…
— Мне нечего сказать, — обратился он к блюстителю закона. — Сколько бы я ни декларировал свою невиновность, значения это иметь не будет.
— Да, значение имеют только факты, — с садистской улыбкой подтвердил помощник прокурора.
Видимо, ужасные обвинения, из-за которых его подвергают сейчас унизительному допросу, были заранее подготовлены кем-то очень расчетливым и трезвомыслящим. Кем-то, кто ненавидел его, кто сыграл на родительских чувствах и подтолкнул несчастного отца к мести.
С улицы доносились взрывы новогодних петард. Джулия наверняка уже в Милане, а он, профессор Корсини, ученый с мировым именем, известный, уважаемый всеми хирург, через несколько минут будет отправлен из Милана в тюрьму Сан-Витторе.
— Должен вас предупредить, что в случае вашего чистосердечного признания приговор суда будет более снисходительным.
Гермес еле сдержался, чтобы не дать пощечину за такое оскорбление. Какое право имеет этот человек считать его виновным до суда?
— По закону я, кажется, имею право хранить молчание? — спросил он адвоката.
— Да. В процессе следствия вы имеете право не отвечать на вопросы, — подтвердил молодой адвокат.
— В таком случае я воспользуюсь этим правом.
Когда его выводили из отделения полиции, собравшиеся перед входом журналисты, фото- и телерепортеры запечатлели столь важное событие, и теперь враги Гермеса, не упустившие в своих расчетах и эту деталь, могли довольно потирать руки.
Глава 3
Казалось, он должен был праздновать победу, но к горлу подступила тошнота.
— Нет, только не это! — воскликнул он.
— А я именно так себе это и представляла, — с наслаждением глядя на экран, сказала она. — Наконец-то справедливость восторжествовала!
— Боже мой! Они же его живьем вгоняют в гроб!
На телевизионном экране в это время показывали арестованного Гермеса Корсини, и диктор сообщал, что его перевозят в тюрьму Сан-Витторе.