Джулия
Шрифт:
Дед с внучкой ехали к дому. Английский сеттер, израсходовав весь запас своей агрессивности на лужайке во время экзаменовки, послушно бежал рядом со своим тренером, время от времени поднимая на него свои умные ласковые глаза, словно спрашивая, долго ли еще бежать по этой пыльной раскаленной дороге. Джулия молчала, погруженная в свои мысли.
— Что с тобой? — поинтересовался дед.
— Ничего.
— Это из-за Заиры? — допытывался Убальдо Милкович, от которого не укрылась резкая перемена в настроении внучки.
—
— Она рассказала тебе о своем муже?
— Нет, она что-то темнит.
— Не хочет, чтобы ты знала правду, хотя ни для кого не секрет, что молодой Франческо немного того.
— Не в своем уме? — уточнила Джулия.
— В некотором смысле, — с несвойственным ему смущением объяснил дед.
— Ты тоже не можешь мне сказать правду?
— Видишь ли, — не глядя в глаза внучке, начал объяснять Убальдо, — он в некотором смысле ребенок… Ну, не взрослый мужчина. Твоя подруга знала об этом с самого начала, но вышла за него, чтобы получить титул, богатство, фамильные драгоценности.
— Это на нее похоже, — с грустью сказала Джулия, хорошо знавшая честолюбие Заиры.
— Я специально взял тебя сегодня с собой на виллу, чтобы ты своими глазами увидела свою подругу в новой роли. А теперь у меня к тебе большая просьба: не встречайся с ней больше.
— Обещаю, дедушка, — сказала Джулия, с содроганием вспомнив приставания Заиры. — Я не буду с ней больше видеться.
— Вот и молодец, — с облегчением сказал Убальдо, — а то эти богачи — странный народ. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Они подчиняют тебя, пользуются тобой, как хотят, а потом выбрасывают, словно ненужную вещь.
— И маркиза Лудина такая же? — не без ехидства спросила Джулия, но дед проигнорировал вопрос, точно не слышал ее.
Глава 5
— Гермеса больше нет, — объявил Джулии мясник.
— Как больше нет? — испугалась Джулия.
— Он ушел от меня, — трагическим голосом сообщил мясник, словно речь шла о неверной жене, — я не знаю, где он.
Джулия стояла точно громом пораженная. Полтора месяца, проведенные в Модене, она только о Гермесе и думала, считала дни, остававшиеся до возвращения в Милан, и вдруг такая ужасная новость: Гермес исчез.
— Он ничего для меня не оставил? — со слабой надеждой спросила Джулия.
— Ничего. А что, собственно, он должен был оставить?
— Одну книгу… Я давала ему почитать, — соврала Джулия, невольно залившись краской.
— Зайди к нему домой, может, застанешь его там, — посоветовал мясник и со вздохом отвернулся, давая понять, что лично он больше не интересуется неблагодарным мальчишкой, которого любил всей душой.
Джулия поблагодарила за совет и вышла из лавки.
Она стала мрачной, неразговорчивой, замкнулась в себе. Сестре и брату до нее дела не было, отец целыми днями пропадал в школе, и только Кармен, чуткая к проблемам своих близких, сразу же поняла причину такой резкой перемены в настроении младшей дочери.
Думая о Джулии, Кармен невольно сравнивала ее со старшей дочерью и понимала, что они совершенно разные. Изабелла никогда не теряла головы, поэтому ее увлечения были лишь приятным времяпрепровождением, не больше. В запасе она всегда держала несколько поклонников, но обращала внимание лишь на тех, кто отвечал ее представлениям о хорошем муже. Рациональная, приземленная Изабелла относилась к той породе женщин, которые больше берут, чем дают. Джулия была полной ей противоположностью; она больше отдавала, чем брала, поэтому легко теряла душевное равновесие.
Начался сентябрь. Оставалось еще две недели до начала школьных занятий. Джулия, чтобы доставить удовольствие отцу, а вовсе не из-за природной тяги к занятиям, читала и прорабатывала первые песни «Ада» Данте. Учитель де Бласко считал, что усердие всегда приносит свои плоды: когда в классе будут проходить «Божественную комедию», Джулия сама ему скажет спасибо. Конечно, отец был прав, но заставить себя сосредоточиться на терцинах было трудно.
Кармен, понимая, в каком состоянии находится дочь, старалась помочь, объясняя непонятные места. Наблюдая за занятиями мужа изо дня в день и помогая старшим детям готовить уроки, она с годами расширила свой кругозор. С грехом пополам они с Джулией одолели эпизод о несчастном графе Уголино, который был приговорен в аду грызть голову архиепископа Руджери, после чего Джулия, с облегчением отложив книгу, спросила:
— Мама, можно мне сходить к нему домой?
— Нет, нельзя, — ответила Кармен, прекрасно понимая, о ком идет речь.
— А почему Катерины давно у нас не было?
— Возможно, она вообще больше не сможет к нам ходить. Ее положили в больницу с очень серьезным заболеванием печени.
— А как же я смогу узнать что-нибудь о Гермесе? — спросила Джулия, впервые в разговоре с матерью называя юношу по имени.
— Он заходил к отцу на той неделе, благодарил за помощь в подготовке к экзаменам.
— И ты его видела! — воскликнула взволнованная Джулия. — Каким он тебе показался?
— Довольным и радостным. Он получил высшие баллы по всем предметам. О нем даже написали в «Коррьере д'Информацьоне».
— А я в это время была в Модене! Мама, если я не увижу его, то сойду с ума. Придумай какой-нибудь предлог, чтобы я сходила к нему. — Джулия подняла на мать глаза, полные мольбы.
— Он знает, где ты живешь, — твердо ответила Кармен. — Захочет — найдет. И перестань грызть карандаш, это тебе не голова архиепископа Руджери.