Джунгли под кроватью
Шрифт:
Слова Каи звенят скрежетом мела о доску, оставаясь неприятным осадком в душе. На каждое предложение – шаг в мою сторону, пока её тонкий палец не начинает тыкать мне в грудь. Родилась ли она здесь? Что за глупый вопрос, я просто идиот. Она не хочет вернуться? Или… не может?
– Прости, – мой голос звучит немного хрипло, надтреснуто, словно и вовсе не мой. Я сглатываю, чувствуя, как сжимается желудок. Что, если мы… не вернёмся?
Мои слова остаются без ответа, и даже Паша молчит, глядя куда-то в сторону. Иногда я завидую, что он умный и знает, когда промолчать. Как сморозить глупость,
– Зараза! – шиплю, получая лианой по лицу и почти врезаясь в дерево.
Нет, это прям Дерево. Гигантское дерево, раскинувшее свои ветви во все стороны. Оно кажется одновременно и обычным, и самым странным из всех, которые я видел. Лучи солнца обнимают его собой, укутывают в свет, заставляют искриться и сиять. Я выглядываю Каю с Пашей, но их больше нет рядом. Рука так и тянется к коре, чтобы приласкать, погладить. Какие глупости в голову приходят! Я, наверное, просто ударился и лежу в отключке.
Мурашки бегают по моим рукам и ногам, зарываются прямо в сердце, когда дерево касается меня первым. Сотни травяных нитей спускаются с веток, раздвигают листья, щекочут шею, щёки, руки. И с каждым прикосновением я слышу сотни разных голосов. Они шепчут, шелестят, что-то пытаются сказать мне, донести мудрость. Пальцы наконец добираются до желаемого.
Ствол чуть шершавый, нежный, поросший мягким изумрудным мхом. Я зарываюсь в него и чувствую биение чужого сердца. Дерево тёплое, почти горячее, как нагретый солнцем песок. Я прижимаюсь к пушистому мху лбом. Мне кажется, что я одновременно везде и нигде, растворился во всём мире, стал каждым листочком в джунглях. Вдыхаю свежесть этого мира, впитываю в себя всю мудрость и все знания.
– Верни себя. Спаси миры, – шуршит скрипучая ветка, выворачивая мою душу наизнанку.
– Как? – удивлённо шепчу я. – Разве я себя терял?
– Верни себя… – шелестит вновь листва, и меня откидывает от ствола мощным ударом. Я лечу на землю, прямо под ноги Паше.
– Джеймс, где ты был?! – Пашка трясёт меня за плечи, рычит сквозь зубы и обеспокоенно всматривается мне в глаза.
– Дерево. Со мной разговаривало дерево! Просило спасти миры и всё такое, – я говорю растерянно, сам не веря в произошедшее.
– Что за глупости ты опять выдумал? Мы зря теряем время!
Мне кажется или Пашка в бешенстве? Наверное, я никогда не видел его злым, и тем более злым настолько. День неприятных открытий прям.
– Ты был у Ухлаканиф?! – шипит мне в лицо Кая, разрывая на части одним взглядом.
– Ухо кого?! Да почему все на меня орут?! – не выдерживаю я и кричу в ответ.
– К Дереву жизни попадают только те, кто может изменить один из Подкроватных миров. Гортек там был, – Кая складывает руки на груди, пробегаясь по мне оценивающим взглядом. Судя по нему, я такое же ничтожество, как и неизвестный Гортек. – Уж ты-то там явно оказался случайно. Вместо Тома.
А вот сейчас было обидно. Я, между прочим, тоже кое-что умею! Или это Пашка всегда всех вытягивает из неприятностей? Пашка защищает девочек в классе от старшеклассников? Пашка не даёт Ваське обижать малышей на детской площадке? Пашка всегда перед родителями берёт на себя вину за наши проказы? Или, может, это Пашка спас двух тонущих малышей и щенка?
– Я оказался там, потому что меня выбрали!
– Тебе повезло!
– Ах так…
– Прекратите оба. Оказался и оказался. Сейчас нам нужно спасти Михаэля, всё остальное потом. Кая, куда нам идти?
– В южной части рынка держат особо ценные Таланты, но он может оказаться и у Чтецов, поэтому придётся проверить всех торговцев. На всякий случай.
Мы с Пашей переглядываемся с одинаковым вопросом на лицах. Что ещё за чтецы?
– Ну и лица! Хоть портреты пиши! – Девчонка хохочет во весь голос, хватаясь за живот. – Вы думали, тут таких, как вы, на плантации продают клуторусы собирать?
– Ты так спокойно обо всём говор… м-м-м! – Ледяная ладонь Тома закрывает мне рот, но поздно.
– Меня продавали на этом рынке двенадцать раз. Циркачи нынче популярны. Впрочем, добро пожаловать на самый огромный рынок всего и ничего в Подкроватии!
Кая говорит без тени улыбки, вызывая в груди неприятное копошение сотни сомнений.
Цветастые шатры проглядывают сквозь кусты и манят, обещают хорошую и долгую жизнь. Если до самого рынка нам шагать ещё пару минут, то до его края… Доберёмся ли за неделю? От самого обрыва и до горизонта палатки, шатры, открытые прилавки и люди, люди, люди… Пёстрые флаги, стремящиеся в свободное от листвы небо, лишь добавляют в эту какофонию цвета аляповатых пятен. Гомон то и дело заглушают громкие хлопки вылетающих с разных сторон фейерверков, громкие визги животных и птиц. Сколько же их там?! Джунгли теперь кажутся тихими, ласковыми и спокойными.
– И много у вас таких рынков?
– Один, зато какой! Если здесь нет того, что ты ищешь, то нет нигде. Рынок – сердце Подкроватии. Без него жизнь замрёт, остановится и станет пустой. – В восхищённых голубых глазах Каи отражается кислотно-зелёный флаг, гордо торчащий в самом центре рынка. Её русые волосы едва шевелятся на ветру, когда она зажжённой бомбой роняет нам под ноги слова:
– Готовы стать частью этого мира?
Джунгли восьмые
Чей-то острый локоть опять впивается в бок, и я молча скриплю зубами. Высокомерных взглядов, презрительных «щегол» и других гадостей я уже наслушался. Передо мной явно не собираются извиняться, и пихаются они специально! По спине и лицу крупными липкими каплями катится пот, делая губы солёными, а жизнь ужасно несправедливой. Даже в джунглях дышать было приятнее. Здесь кажется, что тебя кинули на дно глубокого озера, а когда ты выплываешь, то не можешь вдохнуть и хватаешь ртом пустоту.
Макушка брата постоянно исчезает из виду, ныряя в толпу, как поплавок. Это бесит ещё сильнее. Зачем мы разделились? Ещё и Кая заставила Пашку снять очки, чтобы не привлекал лишнего внимания. А то человек, который едва видит, куда идёт, не кажется подозрительным! Конечно, он не слеп, как крот, но вряд ли сможет отличить меня от того парня, который идёт за его спиной. Сама Кая где-то впереди возглавляет наш отряд надкроватных, но мне её не видно. Слишком мелкая, чтобы выделяться в толпе. Так что мы можем идти вообще не в ту сторону.