Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Молодой человек достал из кармана куртки газету с объявлением о предстоящем представлении ко двору.
– Ну что ж, за работу! – сказала Шон. – Слышите? Пробило восемь!
– Времени у нас вполне достаточно, – отозвался парикмахер, – ее сиятельство доедет за час.
– Да, если бы у нас была карета, – ответила графиня.
– Черт возьми! И в самом деле, – проворчал Жан. – Каналья Франсиан до сих пор не вернулся.
– Разве нас не подвели? – сказала графиня. – Ни парикмахера, ни платья, ни кареты.
– Неужели… –
– Нет, – сказал Жан, – вот он.
– А карета? – спросила графиня.
– Должно быть, оставил у ворот. Привратник сейчас отворит, уже отворяет… Что это с каретником?
Почти в тот же миг Франсиан с потерянным видом вбежал в гостиную.
– Ах, господин виконт! – вскричал он. – Карета ее сиятельства направлялась сюда, но на углу улицы Траверсьер ее остановили четверо мужчин, сбросили на землю и избили моего лучшего ученика, который ею управлял, и, пустив лошадей в галоп, исчезли на повороте в улицу Сен-Нисез.
– Ну? Что я вам говорил? – спросил, улыбаясь, Дю Барри, не вставая с кресла, в котором сидел, когда вошел каретник. – Что я вам говорил?
– Это же настоящий разбой! – вскричала Шон. – Сделай что-нибудь, брат!
– А что прикажете делать? И зачем?
– Надо раздобыть карету. Здесь у нас только загнанные лошади и грязные экипажи. Жанна не может ехать в Версаль в такой развалине.
– Тот, кто усмиряет бешеные волны, кто посылает пищу птицам, кто прислал нам такого парикмахера, как господин Леонар, и такое платье, не оставит нас без кареты, – сказал Дю Барри.
– Смотрите! Вон подъезжает карета, – сказала Шон.
– И останавливается, – добавил Дю Барри.
– Да, но она не въезжает во двор, – заметила графиня.
– В самом деле, не въезжает, – сказал Жан.
Бросившись к окну, он распахнул его и крикнул: «Бегите же, черт возьми, бегите, а то опять опоздаете! Скорей, скорей! Может быть, мы наконец узнаем, кто наш благодетель».
Лакеи, посыльные, дядьки бросились наружу, но было поздно: отделанная изнутри белым атласом карета, запряженная парой изумительных гнедых коней, уже стояла у самых ворот, но не было ни кучера, ни лакеев, был только рассыльный, державший лошадей под уздцы.
Рассыльный сказал, что получил шесть ливров от того, кто привел лошадей и скрылся в направлении Фонтанного двора.
Кто осматривал дверцы кареты, обнаружил, что чья-то торопливая рука нарисовала розу вместо недостающего герба.
Все эти события, предотвратившие катастрофу, заняли меньше часа.
Жан ввел карету во двор, запер за собой ворота и взял ключ. Затем поднялся в туалетную комнату, где парикмахер готовился представить графине первые доказательства своей ловкости.
– Сударь! – вскричал он, схватив Леонара за руку – Если вы не назовете нам имя нашего ангела-хранителя, если вы не укажете его, чтобы мы вечно выражали ему нашу благодарность, я клянусь…
– Осторожно,
– Отпустите его, Жан, отпустите! – крикнула графиня. Жан рухнул в кресло.
– Чудеса! – сказала Шон. – Настоящее волшебство! Платье идеально подходит по меркам. Может быть, перед на дюйм длиннее, чем нужно, вот и все. Через десять минут этот недостаток будет устранен.
– А что карета? В ней можно ехать? – спросила графиня.
– Безупречна… Я заглянул внутрь, – ответил Жан. – Она отделана белым атласом и надушена розовым маслом.
– Тогда все прекрасно! – вскричала Дю Барри, хлопая в ладоши. – Начинайте, господин Леонар. Если вы преуспеете, ваше будущее обеспечено.
Леонар не заставил себя ждать. Он завладел волосами графини Дю Барри, и первое же движение гребня показало, что он незаурядный мастер.
Быстрота, вкус, точность, чувство гармонии – все это он проявил в осуществлении своей столь важной задачи.
Через три четверти часа Дю Барри вышла из его рук прекраснее Афродиты, потому что на ней было больше одежды, и вместе с тем она была не менее обворожительна.
Леонар нанес последний штрих, завершавший великолепное сооружение, проверил его прочность, попросил воды для рук и робко поблагодарил Шон, которая на радостях прислуживала ему как монарху. Парикмахер собрался уходить.
– Сударь! – сказал Дю Барри. – Знайте, что я так же постоянен в своих привязанностях, как и в ненависти. Надеюсь, теперь вы соблаговолите сказать мне, кто вы такой.
– Вы уже знаете, сударь: я начинающий молодой парикмахер, а зовут меня Леонар.
– Начинающий? Клянусь честью, вы настоящий мастер, сударь!
– Вы будете моим парикмахером, господин Леонар, – сказала графиня, любуясь собой в маленьком ручном зеркале. – За каждую парадную прическу я буду платить вам пятьдесят луидоров. Шон! Отсчитай господину для первого раза сто луидоров, пятьдесят из них – во славу Божию.
– Я же говорил, сударыня, что вы сделаете мне имя.
– Но вы будете причесывать только меня.
– В таком случае оставьте себе сто луидоров, сударыня, я хочу быть свободным. Именно моей свободе я обязан тем, что имел честь причесывать вас сегодня. Свобода – главное богатство человека.
– Парикмахер-философ! – вскричала Дю Барри, вздымая руки к небу. – Куда мы идем, Бог мой, куда мы идем? Ну что же, дорогой господин Леонар, я не хочу ссориться с вами, берите свои сто луидоров и можете сохранять тайну и свободу.
– В карету, графиня, в карету!
Эти слова были обращены к де Беарн; она вошла в комнату, прямая, увешанная, словно икона, драгоценностями. Старуху только что извлекли из ее комнаты, чтобы воспользоваться ее услугами.