Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1
Шрифт:
Ее высочество грациозно присела в реверансе. Дофин, тоже покраснев, в ответ поклонился.
После представления дофина наступил черед обоих его братьев, затем – всех трех дочерей короля.
Ее высочество говорила что-нибудь приятное каждому из принцев и принцес…
Графиня Дю Барри с беспокойством ждала, стоя за принцессами. Представят ли ее? Не забудут о ней?
После представления принцессы Софьи, младшей дочери короля, произошла заминка, заставившая всех затаить дыхание.
Король, казалось, колебался, а принцесса словно ожидала какого-то нового события, о котором она была заранее предупреждена.
Король поискал глазами вокруг себя и, увидев неподалеку графиню Дю Барри, взял ее за руку.
Все тотчас расступились. Король остался в кругу, центром которого была принцесса.
– Графиня Дю Барри, – представил он, – мой добрый Друг.
Ее высочество побледнела, однако на ее бескровных губах появилась любезная улыбка.
– Вашему величеству можно позавидовать: такой очаровательный друг! Я нисколько не удивлена тем, что она может внушать нежнейшую привязанность.
Все переглянулись, более чем удивленные – ошеломленные. Было ясно, что принцесса следует указаниям, полученным ею при австрийском дворе, и, возможно, повторяет слова, подсказанные ей самой Марией-Терезией.
Господин де Шуазель решил, что его присутствие необходимо. Он сделал шаг вперед, надеясь, что его тоже представят ее высочеству. Король кивнул головой, ударили барабаны, запели трубы, раздался пушечный выстрел.
Король подал руку принцессе, чтобы проводить ее до кареты. Опершись на его руку, она прошествовала мимо де Шуазеля. Заметила она его или нет – сказать было невозможно, однако ни кивком головы, ни взмахом руки она его не приветствовала.
В то мгновение, когда принцесса поднялась в карету короля, торжественный шум был заглушен звоном городских колоколов.
Графиня Дю Барри села в карету, сияя от счастья. Затем минут десять король садился в карету и отдавал приказание ехать в Компьень.
В это время все разговоры, которые до того велись сдержанно – из уважения или из-за волнения, – слились в гул.
Дю Барри подошел к карете сестры. Увидев его улыбку, она приготовилась услышать поздравления.
– Знаете, Жанна, – сказал он, указывая пальцем на одну из карет свиты ее высочества, – кто этот молодой человек?
– Нет, – ответила графиня. – Вам известно, что сказала ее высочество, когда король представил меня ей?
– Речь совсем о другом. Этот молодой человек – Филипп де Таверне.
– Тот, что нанес вам удар шпагой?
– Вот именно. А знаете ли вы, кто это восхитительное создание, с которым он беседует?
– Эта девушка, такая бледная и величественная?
– Да, та, на которую сейчас смотрит король и имя которой он, по всей вероятности, спрашивает у ее высочества.
– Кто же она?
– Его сестра.
– Вот как? – спросила Дю Барри.
– Послушайте, Жанна, я не знаю, почему, но мне кажется, что вам так же нужно опасаться сестры, как мне – брата.
– Вы с ума сошли.
– Напротив, я исполнен мудрости. Во всяком случае, о юноше я позабочусь.
– А я погляжу за девушкой.
– Тише! – сказал Жан. – Вот идет наш друг герцог де Ришелье.
В самом деле, к ним, сокрушенно покачивая головою, подходил герцог.
– Что с вами, дорогой герцог? – спросила графиня, улыбаясь самой очаровательной из своих улыбок. – Вы чем-то недовольны.
– Графиня! – сказал герцог. – Не кажется ли вам, что все мы слишком серьезны, я бы даже сказал, почти печальны для столь радостного события? Когда-то, помнится мне, мы уже встречали такую же любезную, такую же прекрасную принцессу: это была матушка нашего дофина. Все мы тогда были гораздо веселей. Может быть, потому, что были моложе?
– Нет, – раздался за спиной герцога голос, – просто, дорогой маршал, королевство было не таким старым.
Всех, кто услышал эти слова, будто обдало холодом. Герцог обернулся и увидел пожилого дворянина с элегантными манерами; тот с печальной улыбкой положил ему руку на плечо.
– Черт возьми! – вскричал герцог. – Да это же барон де Таверне!
– Графиня, – продолжал он, – позвольте представить вам одного из моих самых давних друзей, к которому я прошу вас быть снисходительной: барон де Таверне-Мезон-Руж.
– Это их отец! – сказали в один голос Жан и графиня, склоняясь в поклоне.
– По каретам, господа, по каретам! – прокричал в это мгновение майор королевских войск, командовавший эскортом.
Оба пожилых дворянина раскланялись с графиней и виконтом и направились вместе к карете, радуясь встрече после долгой разлуки.
– Ну что ж, – сказал виконт, – хотите, я скажу вам одну вещь, дорогая моя? Отец мне нравится ничуть не больше, чем его детки.
– Какая жалость, – отозвалась графиня, – что сбежал этот дикарь Жильбер! Уж он-то рассказал бы нам все, недаром же он воспитывался в их доме.
– Подумаешь! – сказал Жан. – Теперь, когда нам больше нечего делать, мы его отыщем.
Они замолчали; карета тронулась с места. На следующий день после проведенной в Компьене ночи оба двора, закат одного века и заря другого, перемешавшись, отправились по дороге в Париж – разверстую пропасть, которая всех их должна была поглотить.
Глава 7.
БЛАГОДЕТЕЛЬНИЦА И ЕЕ ПОДОПЕЧНЫЙ
Пора вернуться к Жильберу, о бегстве которого мы узнали из возгласа, неосторожно вырвавшегося у его благодетельницы, г-жи Шон.
С тех пор как в деревушке Ла Шоссе во время событий, предшествовавших дуэли Филиппа де Таверне с виконтом Дю Барри, он узнал имя своей благодетельницы, восхищение ею нашего философа заметно поубавилось.
Часто в Таверне, в то время как, спрятавшись среди кустов или в грабовой аллее, он горящими глазами следил за гулявшей со своим отцом Андре, он слышал категоричные высказывания барона о графине Дю Барри.
Неслучайная ненависть старого Таверне, пороки и воззрения которого нам известны, нашла отклик в сердце Жильбера. Андре никоим образом не оспаривала того дурного, что говорил барон о Дю Барри: во Франции ее презирали. И наконец, что окончательно заставило Жильбера принять сторону барона, – это неоднократно повторенная фраза Николь: «Ах, если бы я была графиней Дю Барри!»