Э(п)рон-4
Шрифт:
В общем, временное логово мисс Эмили Бойер я покинул весьма довольный собой. А едва дверь у меня за спиной захлопнулась, вызвал Пахомова:
— Влад Алексу!
— На связи!
— Ведите бабёнку. Вздумает сдёрнуть со станции, пресечь. И бери её в разработку, грех упускать такого кадра.
— Принял. А тебе одного бойца на подстраховке хватит?
— А что, есть повод для сомнений? — хмыкнул я. — Отследили уже того придурка, что ли?
— Почти. Выяснили, кто такой, и локализовали с точностью до сектора.
— Дай угадаю… в Порт переться?
— Бинго! И лови досье, по пути глянешь.
— Окей…
Справился и впрямь быстро, даже половины свободного времени не убил. Соответственно, предстояло довольно долго скучать в лифте — как назло, попутчики попались, так что ещё и остановки промежуточные терпеть. А касательно загадочного типа… он и впрямь загадочный — Влад нарыл только общедоступные
Ф-фух! Вроде отпустило. Надо держать себя в руках, а то, вон, сосед аж побледнел, случайно перехватив мой взгляд. И даже отодвинуться не постеснялся. Видать, я и впрямь из себя вышел на мгновение. Но меня можно понять и простить — уже почти год родная сестрица нервы мотает. Когда началось, спрашиваете? Да тогда и началось, вскоре после нашего возвращения на Картахену из спасательной миссии. Помните, я про настоящие проблемы рассказать собирался, но меня Влад прервал? Исправляюсь.
… целый месяц миновал, прежде чем мы кое-как, по кускам, собрали Машкину психику. И только тогда я решился показать её миру. Ну и мир ей, конечно же. Правда, в урезанной версии — пока ограничился Картахеной. И вроде бы даже дозированный доступ сработал: сестра не пыталась что-либо выкинуть, ходила, как пришибленная, с окружающими общалась по минимуму, отдавая предпочтение Степанычу и Лизке (последней, как я подозревал, в основном из-за Алекса-младшего), мало-помалу вникала в обстановку… и тут нарисовался дядя Герман. Да не один, а в компании нашей с Машкой родной тётушки — той самой, что детям и мужу предпочитала космические гонки. По этой причине она без семьи и обходилась до сих пор. И тут бы про нас не вспомнила, да долг позвал — мы дозрели до похорон родителей. Машке было всё равно, я же посчитал нужным поставить в известность как минимум дядю Германа — всё же о его единокровном брате речь шла. Родственников со стороны матери звать не стал, я с ними вообще никаких отношений не поддерживал, а теперь, после отречения и утери аристократического статуса, стал им по определению неинтересен. Короче, пригласил дядьку, а тот не придумал ничего лучше, как уговорить тётку подбросить его до Картахены. Да-да, на её личной яхте. План сам по себе более чем нормальный — все заинтересованные лица прекрасно знали, что «Вспышка» принадлежит Веронике Романовне Завьяловой, известной оторве и шатательнице патриархальных устоев Протектората Росс, и не обращали внимания на её закидоны. Как выразился тот же дядька в приватной беседе (уже после мероприятия, конечно), цитирую: «В данной ситуации лучшая защита — репутация твоей тётки, Алекс. В разы лучше режима секретности, и на порядок — флота поддержки». Ну вот приспичило ей наведаться в «золотой треугольник», и что дальше? А ничего. Приелись уже её причуды. Положа руку на сердце, «треугольник» ещё не самая глубокая задница Вселенной из тех, где она побывала. И ещё одно немаловажное обстоятельство: рассматривать тётку Нику в качестве объекта воздействия на Завьяловых уже давно не приходило в голову даже самым отмороженным врагам клана. Ибо убедились на собственном опыте, что попросту бесполезно. Да-да, тётушка в юности вляпалась в пару историй, из которых благополучно выпуталась с минимальными последствиями для себя и конкретным геморроем для похитителей. С тех самых пор она у потенциальных злодеев своеобразная персона нон грата. Идеальное прикрытие для дяди Германа. Вот только о нас с Машкой он тоже не подумал. Ну, как не подумал… я ему, конечно, сообщил, что его племянница выжила, но, такое ощущение, его куда больше мысли о собственном брате занимали. Тоже логично, что уж. Особенно если учесть, сколько он вытерпел из-за его безвременной кончины.
В общем, от Завьяловых прибыли только близкие родственники из числа наиболее… э-э-э, так скажем — незаинтересованных. А потому для нас с сестрой и неопасных. И числом всего двое. Бабку я в известность не поставил, решил предоставить эту сомнительную «честь» дядьке. Ему не привыкать. Да и потом, всё равно ему придется донести до клана печальное известие, вот заодно и ей скажет. К тому же ритуал
— Маш, ты как?
— Как обычно, — безразлично буркнула та и попыталась разорвать зрительный контакт.
— Я понимаю, тебе тяжело… короче, у нас сегодня похороны.
— И ты так спокойно мне об этом говоришь?! — взорвалась сестрица.
Вырвалась из объятий, отступила на пару шагов и ожгла меня злым взглядом.
— Не хотел лишний раз расстраивать… я же понимаю, тебе гораздо тяжелей…
— Да по тебе вообще не скажешь, что ты хоть что-то чувствуешь! — ткнула в меня пальцем Машка. — Сухарь! Бревно бесчувственное!
— А вот это было обидно.
— И только-то?!
— Слушай, давай уже успокойся. Не начинай по кругу!
— А я и не заканчивала!!!
Ну вот как ей объяснить, что я уже просто-напросто перегорел?! Всё-таки для меня прошло семь лет! Семь, так и сяк, грёбаных лет! А не месяц, как для неё… Только время залечит рану. Наверное.
— В общем так, сестричка! Слушай сюда! Сейчас будут похороны. Постарайся не превратить их в балаган. Силой я тебя не тащу. Не хочешь, не ходи. Но другой возможности проститься с… кхм… уже не будет. Так что думай сама.
И решительно толкнул дверь, более не глядя на Машку.
Как я и предполагал, отповедь подействовала — сестра всё же прошла в литейную сразу за мной. И пристроилась у меня за спиной, причём поначалу стояла подозрительно тихо — видимо, присматривалась к обстановке. Ну а потом тихо ойкнула, всхлипнула и беззвучно разревелась — это я уже не вытерпел, оглянулся. Так, кстати, и прорыдала всю церемонию. Я даже сдуру решил, что оно и к лучшему — всё внимание сестры сосредоточилось на гробах родителей, я даже подумал, что дядю Германа с тётушкой она вообще не заметила. Или до неё просто не дошло, кого именно она видит. Плюс мне было не до наблюдений и анализа — сам едва сдержался. Но всё же с трудом, но себя пересилил: смотрел до последнего момента. Правда, все формальности пропустил — Деррик что-то говорил, обращаясь к дядьке, потом даже что-то там подписал, но я не слышал ни единого слова, уши как ватой забились. Только всматривался в родные лица. И не отвёл взгляд, даже когда тот же Дэвид при помощи дяди Германа установил на гробы крышки — так и смотрел на облизывающие лакированное дерево языки пламени, пока печная заслонка не закрылась.
Ещё пару минут все присутствующие молча пялились на тугоплавкую металлическую плиту, а затем мой деловой партнер счёл свою миссию завершённой и покинул нас. И шорох закрывшейся за Дерриком двери сработал, как своеобразный триггер — ко мне вернулся слух, и я начал адекватно воспринимать реальность. Сразу же выяснилось, что печь довольно громко гудит, Машка глотает слёзы, а дядя Герман недовольно сопит. Тётушка Ника же, такое впечатление, просто ушла в себя — разве что глаза живые. Нас с Машкой буквально пожирают. Ну да, сюрприз. И в этой части, смею надеяться, приятный. Хоть сколько-нибудь, блин…
— Алекс? Может, хотя бы сейчас соизволишь поделиться подробностями? — разродился-таки главной претензией дядька.
— Если настаиваешь, — безразлично отозвался я. — Вы же не торопитесь? Давайте, что ли, ко мне в «Дроид»… или к вам на «Вспышку»…
— Успеется! Рассказывай, давай!
— Сейчас… дай с мыслями собраться…
— Дядя Герман?! Тётя Ника?!
Упс, кто очнулся! Похоже, не придётся мне отчитываться — Машка инициативу перехватила.
Ну, точно — выбралась у меня из-за спины и целеустремленно попёрла к родственникам, уж не знаю, с какими именно намерениями. Одно понятно — выглядела она не очень, вон, даже тётка испуганно отшатнулась, но потом пересилила себя и позволила вовлечь в «обнимашки» с очередной порцией рыданий в грудь — на сей раз тётушкину, а не мою. Даже легонько похлопала Машку по спине и пробурчала, странно скривив лицо:
— Крепись, девочка!
Ну да, опыта общения с детьми-подростками нет… да и дошло до меня, чего это её так корёжит — она всеми силами сама слёзы сдержать пыталась.
Дядька, обделённый вниманием племянницы, хмуро на меня покосился и поинтересовался:
— Давно это у неё?
— С тех самых пор, как из анабиоза вывели и про родителей сообщили, — и не подумал отпираться я. — Месяц уже с лишним.
— Психологам показывали?
— Лучше. С ней Степаныч работал.
— Тот ещё специалист! — поморщился дядя Герман.