Eden
Шрифт:
Он отворачивается от меня, идет к перу и пергаменту; сворачивает их и отправляет в мантию.
Я смутно задумываюсь о том, как много из этого допроса он покажет Волдеморту. Возможно, он уничтожит все, что не относится к прямому приказу. Я не думаю, что он хочет показывать ему все наши диалоги — некоторые из них могут быть для него крайне смущающими.
— Мы закончим наш допрос завтра, — его губы едва двигаются, пока он говорит, и он все не смотрит на меня. — И я смею надеяться на более плодотворное сотрудничество
Он направляет палочку на пол, и на камнях появляется кубок с водой и маленький кусок хлеба.
— Ты можешь думать обо мне, что хочешь, грязнокровка, — он открывает дверь моей камеры палочкой. — Но ты не можешь упрекнуть меня в негостеприимности.
Дверь за ним захлопывается, щелкает замок. Я вновь заперта.
Несколько мгновений я лежу неподвижно, скрючившись на полу. А потом задираю голову вверх и слепо смотрю в потолок, пока слезы безмолвно катятся из моих глаз.
Я ничего не чувствую. Боль вводит в оцепенение.
Но я могу думать…
Я не должна думать. Если я начну размышлять, мне придется принять все, что я натворила.
Но я должна принять это. Это неизбежно. Понимание настигнет меня, уничтожит меня. Наверное, моя голова взорвется от осознания того, что я сделала.
Я предала своих друзей. Я обещала себе, что никогда, никогда не выдам информацию, которая может хоть как-то им навредить. Но я это сделала, и так легко.
Я переворачиваюсь на живот и встаю на четвереньки. Я тяжело ползу к своей кровати. Как только я достигаю ее, я вижу надпись на камне,
Не дайте им победить!
Я подвела всех.
Я позволяю себе рухнуть на соломенную постель, благодарная за сравнительную мягкость и тепло. Сразу сворачиваюсь клубочком, натягивая одеяло до подбородка, желая утонуть в бесконечной темноте, где больше нет боли.
Я начинаю всхлипывать. И ничего не могу с этим поделать. Слезы катятся по моим щекам, и покалывает в носу. Я рыдаю всю ночь, но никто меня не слышит.
* — "Как важно быть серьезным" (с) О. Уайлд
Глава 4. Ад
«Легко спускаться в Ад; его врата открыты днем и ночью;
Но трудно вновь подняться вверх.»
Я должна пошевелиться. Все тело ломит от того, что я уже несколько часов лежу неподвижно.
Подтягиваю колени к груди. Даже малейшее движение дается мне с огромным трудом.
Возможно, однажды, меня начнет тошнить от вида потолка. Но сейчас я в этом не уверена. Я часами смотрю на него, но не вижу ровным счетом ничего.
Я двигалась только по необходимости — когда каждые несколько часов приходила женщина, молчаливая и угрюмая, которая водила меня в ванную
Я не сплю. Как я могу спать, когда в моей голове так шумно, что я не слышу собственных мыслей?
Сначала я плакала. Снова и снова, пока в конец не изнурила себя рыданиями. И теперь у меня такое чувство, что во мне вообще не осталось слез. Я выплакала все, и, кажется, никогда больше не смогу пролить ни слезинки.
Сначала, казалось, лишь тело потеряло способность двигаться, отныне же мой разум тоже поддался оцепенению. Время будто окутало меня туманным коконом.
Я чувствую пустоту внутри. И одиночество. А еще… я ощущаю себя потерянной.
Я сбрасываю с себя покрывало, более не в состоянии выносить эту жару. Я насквозь промокла от пота еще несколько часов назад.
Мне нужна еда. И вода. Стакана воды и корки хлеба не достаточно, чтобы поддерживать во мне способность двигаться. От голода болит голова… или от чего-то еще — я не знаю.
Да и не слишком меня это волнует.
Впервые в жизни я мечтаю о том, чтобы мой разум отключился, и позволил мне спокойно заснуть, а не ворочаться с боку на бок в бесконечных раздумьях.
Зачем я сделала это?
Почему не сдержалась?
Что они собираются делать с теми, чьи имена я выдала?
Почему я не смогла быть храброй, когда это было так необходимо?
Я никогда больше не смогу заснуть.
Что за шум?
Я перевела воспаленные глаза на дверь камеры. Шаги.
Может, это и не ко мне. Я не единственная заключенная в этом коридоре. Я часто слышу, как кто-то ходит за дверью, но никто не приходит ко мне. Зато крики тех, кому наносят «визиты» свободно проникают сквозь стены камер..
Этого вполне достаточно, чтобы сойти с ума.
На этот раз их было двое. Один ступал энергично и четко, другой же — тяжело.
Думаю, я узнаю первого.
Я медленно сажусь, слегка застонав от боли, потому, что я уже несколько часов лежала неподвижно.
Звуки шагов замирают перед моей дверью, и я вижу бледное лицо сквозь зарешеченное окошко.
Он вернулся. И ему нужно больше.
В этот раз я должна быть сильнее. Теперь я знаю, чего ожидать. Я должна бороться, и на этот раз выиграть.
Несмотря на боль в теле, я быстро поднимаюсь на ноги, вытирая пот со лба. В голове зашумело.
Господи Иисусе, надеюсь, я не заболеваю, ибо это последнее, что мне сейчас нужно.
Дверь открывается со щелчком, и Люциус входит в комнату. Но на этот раз он не один. С ним еще один волшебник в черной мантии и без маски. Он почти одного роста с Люциусом, и приблизительно того же возраста. Я откуда-то знаю это бледное, с искаженными чертами лицо, но не могу вспомнить его имя.