Eden
Шрифт:
В любом случае, я заперта в камере наедине с человеком, который хочет видеть мои боль и страдания.
Я должна быть сильной. Я должна вцепиться в воспоминания, всплывающие в мыслях.
Глаза Невилла, блестящие от слез, когда его мать кладет фантик от конфеты в его ладонь. Беллатрикс Лестрейндж насмехается над ним, упоминая его мать, которую она пытала до тех пор, пока та не сошла с ума.
Он смеряет меня взглядом. Быстро и холодно.
Итак, мисс Грейнджер, теперь Вы ответите на мои вопросы. Вы будете отвечать четко и правдиво. Вам все ясно?
Дыши. Вдох.
Вы должны будете убить меня, прежде чем я скажу Вам хоть что-то.
Он снисходительно улыбается.
Проверим?
Мне жарко. В комнате тепло и душно. Внезапно мне начинает казаться, что я не могу вздохнуть.
Я не могу позволить страху сковать меня. Я еще сильнее ненавижу и еще больше злюсь.
Страшное, всепоглощающее чувство вины, что испытывал Гарри, когда он, не желая того, привел Сириуса к смерти. Рон, лежащий в больничном крыле, почти при смерти, после отравления.
Он вытаскивает небольшую фляжку из-под мантии и протягивает ее мне.
Могу я предложить Вам воды?
Я инстинктивно с жадностью тянусь к фляжке, выхватывая ее из его рук. Я быстро подношу ее ко рту и чувствую на губах живительную влагу…
Боже, что я делаю?
Я грубо возвращаю ему флягу, злясь на себя за собственную тупость. Он издает смешок, забирая ее у меня.
— Думаешь, я хочу обмануть тебя, подмешав в воду что-то, что развяжет тебе язык? Считаешь меня настолько примитивным, — он усмехается так, будто чувствует себя оскорбленным. — Вы обижаете меня, мисс Грэйнджер. Хотите верьте, хотите — нет, но я всего лишь пытался проявить гостеприимство.
Гостеприимство?
Он медленно делает большой глоток из бутылки и улыбается, глядя на меня.
— Да, я старался быть любезным. Но, кажется, Вы не хотите пить…
И он переворачивает бутылку вверх дном, выливая драгоценную жидкость на пол. Я заворожено смотрю, как она растекается лужицей, тонкими ручейками бежит по желобкам между камнями, утекает в никуда.
Ублюдок. Чертов, проклятый… Господи, я так хочу пить!
Он прячет бутылку в карман мантии и достает оттуда перо и пергамент. Пергамент зависает перед Люциусом в воздухе, перо тоже зависает в самом начале пергамента. Все это так похоже на то, что использовала Рита Скиттер. Только вот перо было не ядовито-зеленого цвета, а кроваво-красного, и очень маленькое. Люциус поворачивается ко мне и замечает мое любопытство.
— Это особое перо, — поясняет он. — Если ты говоришь правду, чернила пишут черным, если же ты лжешь, их цвет — красный. — Он противно улыбается мне. — Всего лишь небольшие меры предосторожности. Вы уж не обижайтесь на меня за то, что я не могу полагаться на Вашу честность и откровенность.
Проклятье! Что ж, значит, ложь — не вариант. Я должна была предвидеть это. Но у меня все еще есть альтернатива — я могу просто молчать.
Он отступает от пера и пергамента и произносит громко и четко:
— Люциус Малфой осуществляет допрос заключенной грязнокровки Грэйнджер в камере пятнадцать.
Заключенной грязнокровки Грэйнджер? Неужели «Гермиона» — это слишком много для меня?
Перо царапает пергамент, оставляя на нем черные отметины.
— Вы готовы?
Докажи ему, что ты сильная.
Я улыбаюсь ему, с трудом выговаривая:
— Конечно.
Он удивленно приподнимает брови, принимая мой вызов, но продолжает улыбаться, наслаждаясь этой игрой. Он вытаскивает свою палочку из рукава мантии.
— Тогда, приступим.
Я стою прямо, как натянутая тетива. Все мое тело — с головы до пят — напряжено.
Я не боюсь его.
Какая глупая, жалкая ложь.
— Для начала, мисс Грэйнджер, — почти вежливо произносит он, — в качестве разминки, я хотел бы, чтобы Вы назвали мне имена друзей Гарри Поттера.
Что?
Я пристально смотрю на него.
— Я могу ошибаться, но не Ваш ли сын ходил в школу вместе с нами? — спрашиваю я. — Не проще было бы узнать это у него? Знаю, что он не слишком умен, но неужели настолько, что не способен был заметить, с кем Гарри дружил в Хогвартсе?
Щеку ожигает пощечиной, хотя он даже не дотрагивался до меня. Я резко втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы.
Он больше не улыбается.
— Я не просил тебя оскорблять моего сына, грязнокровка, — он направляет на меня волшебную палочку. — Или ты просто решила состроить из себя всезнайку, как всегда. Я спросил, потому что хочу, чтобы именно ты ответила на этот вопрос.
— Вы знаете, кто его друзья. — Даже не смотря на то, что я пытаюсь усложнить ему задачу, насколько это возможно, я не могу понять, зачем он спрашивает меня об этом. — В любом случае, у Вас должны быть какие-то предположения, иначе, зачем бы Вам тащить меня сюда и задавать такие вопросы.
Снова ожог пощечины, но на этот раз я готова.
— Кажется, до Вас слишком медленно доходит тот факт, что я пришел сюда не для того, чтобы вести с Вами остроумные беседы. — Он вновь понижает голос. Я, должно быть, начинаю злить его. — Я хочу, чтобы Вы сказали мне то, что я хочу знать. И я не спрашивал Драко об этом лишь потому, что он видел вас только в Хогвартсе. Он не может поведать мне, с кем Поттер дружил за пределами школы. Но вот Вы можете. Мы можем решить все по-хорошему — Вы просто называете мне имена его друзей. Конечно же, Вам нет необходимости упоминать себя или этого бесполезного и никчемного Уизли. Если бы мы уже не знали о том, насколько вы трое близки, то Вас бы здесь не было.
Я зацикливаюсь на том, что ненавижу его всем сердцем за то, что он назвал Рона никчемным. Да, он может иногда вести себя, как идиот, но он такой добрый, заботливый и забавный. Люциус Малфой не стоит и мизинца на его ноге.
Он постукивает ногой в ожидании ответа.
— Вам нужны имена друзей Гарри? — я пытаюсь сдержать дрожь в голосе. — Что ж, я скажу Вам.
Его брови выгибаются дугой в удивлении. Он не ожидал, что я так быстро сдамся.
— Спасибо за то, что облегчаете мне жизнь. Кажется, в Вас все-таки присутствует здравый смысл, после всего…