Eden
Шрифт:
Я с трудом сглатываю.
Долохов посмеивается. Люциус же приподнимает брови, глядя на нее, продолжая улыбаться такой же безумной улыбкой.
— Ну, конечно. Только стоит помнить, что делу — время, потехе — час, Белла.
Она усмехается своему шурину, а потом переводит взгляд на меня. Не знаю как — одному Богу это известно! — я выдерживаю ее взгляд. В ее глазах коварство, власть и могущество.
— Не слишком успешное начало, — с издевкой произносит она. — На ней всего лишь царапины. Она заговорила?
— Пока
Внутри меня поднимается такая волна злости, что я не успеваю остановить себя.
— Вы чуть ли не клещами вытягивали из меня каждое слово, и Вы знаете это…
Он быстро направил на меня свою палочку, и я прикусила язык, прежде чем я сумела сказать что-то еще.
— Ты будешь говорить, когда тебе скажут, — произносит Люциус, а я содрогаюсь от боли. Злобный, высокомерный, мстительный ублюдок.
— Она слишком гордая, и только Богу известно, почему, — его голос сочится насмешкой, а сам он ухмыляется мне. Он говорит с Беллатрикс, но слова предназначаются мне. — Можно подумать, что маггла лишь отчасти смущена присутствием таких чистокровных, как мы.
— Я не маггла… — начинаю было я, но Люциус заставляет меня опять прикусить язык. Зубы больно впиваются в плоть, я чувствую во рту вкус крови.
Беллатрикс зловеще посмеивается.
— Ну, тогда, для начала, тебе нужно сломить ее дух, — ее глаза сверкают от возбуждения. — Физическая боль — прекрасный инструмент, мне ли не знать? Нет ничего более эффективного, чтобы быстро сбить с девчонки спесь.
Она — зло. Извращенное. Абсолютная и законченная психопатка.
— И, конечно же, — безжалостно продолжила она, — так будет веселее!
Долохов смеется. Противный, грубый и резкий звук. Люциус слегка улыбается и говорит ей, кивая на меня:
— Приступай.
Я смотрю на него, ужас сковывает грудь, не давая вздохнуть, и, кажется, что сердце сейчас остановится.
Но он только шире улыбается, когда читает эти эмоции на моем лице.
— Давай, Белла, — он растягивает слова, будто забавляется. — Покажи нам, как надо действовать.
Не могу поверить! Если он хочет причинить мне боль, то почему не сделает это сам?
— Трус, — шепчу я.
Он видит меня, в то время как другие — нет. Улыбка мгновенно исчезает с его лица, когда он читает по моим губам.
Беллатрикс подходит ко мне, наклоняется и заглядывает мне в лицо. Я выдерживаю ее безумный взгляд, стараясь выглядеть безразличной.
— Ты, кажется, вспотела, — с презрением говорит она. — Здесь слишком жарко для тебя? Я почему-то думала, что эта камера находится на северной стороне.
Она обратила на это внимание? Мне так жарко, мои волосы прилипли к влажной шее.
— Наверное, на тебе слишком много одежды.
Нет. О, Боже мой, нет!
Я застываю. Паника охватывает
Я смотрю на Люциуса, ожидая, что он остановит Беллу, как ранее остановил Долохова. Но, нет, он молчит. И, чуть нахмурившись, смотрит на Беллатрикс.
Она выпрямляется.
— Вставай, грязнокровка, — приказывает она. — Это невежливо, сидеть в присутствии тех, кто выше тебя.
Она так похожа на Люциуса. Может быть, он женился не на той из сестер Блэк? Господи, какой дьявольский союз тогда бы был!
— Как вы думаете, почему я до сих пор на полу? — тихо произношу я. — Я не вижу здесь никого, кто «выше» меня.
Она продолжает улыбаться, глядя на меня.
— Боже мой, — с притворным сочувствием в голосе говорит она. — У девочки, оказывается, были соображения по поводу ее положения. А, впрочем, неважно, я найду способ это исправить.
Она направляет на меня свою палочку.
Я вздрагиваю, потому что по спине проходит волна боли. Потом еще. И еще.
И опять.
И с каждым разом становится все больнее и больнее.
Вставай, Гермиона. Оно того не стоит.
Я заставляю себя подняться на ноги. Я едва могу стоять, но боль ушла.
Я смотрю на них. Беллатрикс победно улыбается. Долохов смеется надо мной. Лицо же Люциуса словно застывшая маска.
— Она, конечно, упрямая, — говорит Беллатрикс. — Но, если ее раздеть, то справиться с ней будет проще, — она поворачивается к зятю. — Хочешь сам это сделать, Люциус?
Он кривит рот в отвращении.
— Уволь, Белла. Я только полчаса назад поел.
От этих слов по-настоящему больно. Они — как пощечина. Не знаю почему, но мне это неприятно. Он так старается заставить меня почувствовать себя настоящим дерьмом.
— Как хочешь, — Беллатрикс пожимает плечами, поворачиваясь к Долохову. — Антонин? Я знаю, тебе это… нравится. Ты можешь это сделать.
Долохов подходит ко мне, ликующе потирая руки. Я буквально чувствую, как мой желудок сворачивается. Я отшатываюсь назад, но он лишь посмеивается, наслаждаясь этой игрой.
Отойди от меня, не трогай меня, я не хочу, чтобы…
Я спиной наталкиваюсь на стену. Вжимаюсь в камень, а Пожиратель Смерти стоит передо мной так близко, что я чувствую его зловонное дыхание. От этого хочется блевать.
— Я собираюсь сполна насладиться этим, — он практически облизывает губы в предвкушении.
Я не дам ему сделать это!
Не позволю им!
Его рука проникает под мою футболку и ложится на мой живот. Все мои мышцы невольно напрягаются. Я не выдерживаю. И пинаю…
Он отскакивает назад, издавая громкий рев, и хватается за пах. Беллатрикс визжит от смеха. Я смотрю на Люциуса, чтобы увидеть его реакцию на «неповиновение» с моей стороны.