Единородная дочь
Шрифт:
Он успешно преодолел боевой полигон под названием «Атлантик-Сити», выстроенный в урбанистическом стиле, и въехал на мост. С другой стороны небольшой бухты располагалась северная часть знаменитого Променада, некогда престижного места отдыха. Но с наступлением эры реактивных самолетов и космополитизма богатые стали проводить летние отпуска на Ривьере, и теперь поговаривали о постройке курорта по типу Лас-Вегаса. Бытовало мнение, что Атлантик-Сити может спасти лишь легализованное шулерство.
Взбудораженные полной луной, волны обрушивались на скалы мыса Бригантин, словно меряясь с ними силами. Безжалостный ветер налетел на маяк Мюррея, сорвал кусок дранки с крыши домика и понес ее через бухту. Сгорбившись над прибором, прикрывая его от дождя, Мюррей
Теперь Мюррей знал: отцовство меняет человека в лучшую сторону. Раньше, бывало, он не спеша взбирался в башню, теперь же прыгал через ступеньку. А все его маленький эмбриончик. Так, наполнить до краев резервуар, поднять линзы и зажечь четыре горелки… «Слава тебе, Господин наш Всевышний, Отец мироздания, открывший нам путь праведный и завещавший разжигать субботний огонь». Вспыхнуло слепящее пламя. Как же оно похоже на живое существо, капризного питомца, вынужденного делить с ним кров и тяготящегося присутствием хозяина. Мюррей запустил линзовый механизм. Преломляясь в стеклянных призмах, свет рисовал на полу причудливый мерцающий узор. А на юге, где-то неподалеку от Института Сохранения, бушевал пожар.
Мюррей сбежал вниз, с замиранием сердца взял на руки свою малютку и вместе с ней отправился обратно наверх по винтовой лестнице к живительному теплу маяка. Пополз вниз пятидесятифунтовый свинцовый поршень, нагнетая керосин в горелку. Яркий свет залил всю комнату, превратив резервуар с эмбрионом в золотисто-мерцающий купол. Да, с младенцем будет непросто. Поди разбери, когда начинать его подкармливать, когда прекращать. Еще одна горелка… Яркий луч пролег над заливом, пронизывая туман и сливаясь со звездами. Эй, кричал он кораблям в море, смотрите! Это Мюррей-отшельник со своей прекрасной малюткой. Так-то: обратный партеногенез в Атлантик-Сити. И вам всем не мешало бы об этом знать.
Вдохновенно ведя свою быстрокрылую яхту прочь от горящего банка спермы, Билли Милк с благодарностью отметил, что Господь успокоил воды залива и разогнал грозовые тучи. Над «Троицей» простиралось ясное небо, а над северным побережьем стояло зарево, извещавшее о гибели Института Сохранения. По всему полуострову безысходно выли пожарные сирены, скорбя о гибели своих технологических собратьев, понесших справедливое наказание.
Надо же, кто-то зажег маяк на мысе Бригантин. Зачем? Ведь маяк береговой службы на острове Абсекон в десять раз мощнее. Но старое «Око» на мысе Бригантин не сдавалось, пылая яркой свечой на алтаре прибрежных скал.
Декабрьские звезды словно огни больших городов: Рима, Дамаска, Антиохии. Но величайший из городов был назван в Книге Откровения — Новый Иерусалим, сияющий, как драгоценный камень.
Что значит быть богатым? Это означает владеть. Яхтой, домом, церковью, а может, даже… городом? Да, именно, городом. На свои гонорары, прибыли от семинаров, на средства от продажи акций и недвижимости Билли вполне мог бы построить Новый Иерусалим. Это не будет капиталовложением. Господь не приемлет сделок. Но наверняка Второе Пришествие Иисуса наступит раньше, если подготовить для него надлежащие условия, например, построить город, отвечающий библейскому описанию. Эта идея ошеломила Билли. Неужто он и впрямь способен приблизить Второе Пришествие?
Медленно, ах, как же медленно и тщательно глаз-фантом рисовал на усеянном звездами небе стены Нового Иерусалима. Семь столпов, усыпанных драгоценными каменьями, двенадцать жемчужных ворот, искристую реку, в которой Христос окрестит весь мир. Сегодня Билли спас всего лишь одного грешника и очистил землю от скверны этой порочной клиники, но настанет день… Настанет День, и он возведет Град Господень и сманит с Небес Сына Божиего! О Да, он уже слышит раскаты гласа Спасителя, ощущает Его обжигающее дыхание, зрит, как ступают Его израненные ноги по золотой дороге, вымощенной для Него руками Билли!
Глаз-фантом невозможно закрыть, как невозможно возвести город, не спланировав его прежде. Какая земля будет для него достаточно
Да. Да!
Что ж, вперед. Вавилон, осажденный и разграбленный. Билли с Содроганием представил страшную картину. Он видел дым пожарищ, слышал стоны умирающих. Нет, какие-нибудь протестанты, эти сектанты-чистоплюи ни за что не справятся с подобной задачей. Сколько бы они ни вчитывались в Библию, сидя по воскресеньям на своих стертых скамеечках, они не увидят главного, ибо отказываются принять последнюю Книгу. В любой, самой крошечной уютной епископальной или методистской церкви хранится оно, Откровение Святого Иоанна. Но всуе покоится там это описание Апокалипсиса и смертоубийства. Писание о войске в кровавых латах, надвигающемся на Вавилон, о грешниках, ввергнутых в геенну огненную и смятых жерновами гнева Господня. Только соратники Билли готовы принять такой путь. О да, да…
Горе, горе тебе, великий город Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришел суд твой.
Направляя «Троицу» в открытое море, Билли в последний раз оглянулся на старый маяк. Как же ярко он сегодня горит!
Глава 2
Поскольку простое присутствие эмбриона доставляло Мюррею неизъяснимую радость, он решил установить прибор у себя в спальне, прямо на туалетном столике. Здесь же стояла фотография: они с папой на карусели, давно уже разобранной, на фоне Железного пирса. Каждый вечер, возвратившись из «Фоторамы», Мюррей подбегал к туалетному столику с энтузиазмом двенадцатилетнего мальчишки, спешащего из школы к любимой игрушечной железной дороге.
Наблюдая, как его малышка развивается в искусственной стеклянной утробе, Мюррей испытывал чувство некой запретности, вторжения в нечто сугубо интимное. Но разве отцовство само по себе не является вторжением? Вот он и смотрел, упиваясь сопричастностью к великому таинству.
В «Эволюции в действии» Стивена Ламберта Мюррей вычитал, что онтогенез не является точным воспроизведением филогенеза, то есть в развитии плода полного внешнего сходства со взрослыми особями других типов не наблюдается, тем не менее его малышка не была лишена чувства «исторической преемственности». Жаль, папы не было с ними. «Глядите, — сказал бы Фил Кац, — глядите, как растет наша маленькая озорница. Вот она как рыбка. А вот уже на черепаху похожа. А теперь пора бы ей уже… Я был прав, Мюррей, человекообразная обезьянка! Эй, да она уже вертится, как заправский диск-жокей. Какова следующая стадия? Надо полагать, неандерталец? Оп, точно по графику. А что мы сейчас имеем? Ну да, студента-неуча. А вот, Мюр, мы и до адвоката дотянули. Она не теряет времени даром. А сейчас? Я прав? Да, дело сделано. Она созрела. Теперь она настоящая маленькая еврейская девочка».
К несчастью, старый маяк, сооружение незаурядное, представлял собой предмет неизбывного интереса малолетних бездельников из поселка и взрослых зевак из расположенного неподалеку яхт-клуба. Обслуживая клиентов в «Фотораме» или отправляясь в магазин за очередным замороженным обедом, то есть всякий раз, как он уходил из дому, Мюррей терзался страхами: воображение рисовало туповатые лица грабителей, заглядывающих в окно спальни и замышляющих украсть странный прибор, стоящий на столе.
Он решил, что его девочка будет в большей безопасности, если перенести ее в прачечную. Однажды морозным февральским утром Мюррей отправился в «Детский мир» и выложил 150 долларов за детскую кроватку, укомплектованную насадкой-качалкой из цельного куска дерева, шведской подвесной погремушкой из пластмассовых гусят, да еще с самым длинным гарантийным сроком в придачу. Дома Мюррей собрал колыбельку, подвесил, как и полагается, погремушку, поставил прибор на матрац, а затем все вместе придвинул к стене между стиральной машиной и сушкой. Так-то лучше. И правильнее. Теперь его малышка будет расти в скрытом от посторонних глаз влажном мирке, согреваемом тропическим ветром злектросушки.