Единственная для невольника
Шрифт:
— А ты?.. Сможешь принять?
Папа пожал плечами.
— Пока твой хранитель оберегает тебя и правит твоим резервом — смогу. Кстати. Тебе всё ещё плохо? Чувствуешь, как магия выжирает изнутри?
Прислушалась к внутренним ощущениям. Нет ни усталости (только физическая от недосыпа), ни колебаний энергии, ни опустошающего жара.
Всё нормально.
— После того, как Стьен разделил силу на двоих, внутри ничего не горит и не тянет.
— Поразительно. Излечиться от избытков энергии… поделить их с хранителем. Понимаю, отчего Генри так захотел
— Почему ты уверен, что мистер Оуэ не тронет нас? А если он расскажет кому-нибудь из своих?
— Нет, ребенок. Я взял ещё несколько клятв, куда более личных и глубоких. Из уст Генри Оуэ или его сына никогда не сорвется даже упоминание твоего имени. Он — жалкий трус и пойдет на всё ради спасения своей шкуры. Он рассказал обо всех подельниках. Если кто-то попытается тебя обидеть — я лично раздеру ему глотку. Но не думаю, что это случится. Впрочем, как уже сказал: не могу обещать, что другие рабы не пострадают…
Жутко. Несправедливо. Надеюсь, что гильдия не допустит подобных бесчинств по отношению к бесправным невольникам.
Впрочем, я понимала, что этим не кончится.
Понимала, да только ничего не могла поделать. Есть вещи, которые запускают целый ураган событий. Наше появление не останется тайной. О нас всё равно узнают. Наш опыт захотят повторить.
Возможно, когда-нибудь я разрешу рассмотреть нашу со Стьеном связь подробнее.
Когда-нибудь, когда разберусь в ней сама. Когда научусь защищать себя и то, что мне дорого.
— Я хотела спросить ещё кое о чем, — заговорила тише. — Может быть, ты сможешь поговорить об освобождении Стьена из рабства?
— Я думал над этим всю прошлую ночь, — папа покрутил ус. — Не буду обнадеживать тебя. Рабам даруют свободу за особые заслуги, но чем отличился Стьен по меркам государства? Я сделаю всё, что смогу, но не гарантирую успеха.
Понуро кивнула.
Что ж, этого стоило ожидать. Глупо было надеяться, что нерушимые законы так запросто рухнут.
Есть только один способ даровать Стьену свободу. Хотя бы ненадолго.
Мы будем путешествовать. Странствовать. Скитаться по свету. И никто никогда не узнает, что он мой хранитель-раб. Ведь необязательно сообщать об этом на каждом шагу. Для всех мы — обыкновенная влюбленная пара.
Мало ли таких?
— Всё образумится, ребенок. — Папа поднялся на ноги, притянул меня к себе. — Обещаю.
А я стояла и думала о том, как повезло Ольге. У неё есть несколько прекрасных лет детства. Она может врываться в родительскую спальню по ночам, может шептать отцу на ухо секреты, может ездить с ним в походы. Папа сбережет её ото всех бед.
Точно! Ольга!
Надо спасать Стьена от этой болтуньи.
Я обнаружила их в конюшне, рассматривающих каждую лошадь по очереди. Кажется, Стьен даже не выглядел измученным. Он тепло улыбнулся мне, подмигнул заговорщицки. Мои губы вновь загорелись от ночных поцелуев, и в ушах зашумело морским прибоем.
Папа прав. Всё образумится.
Пока рядом со мной этот мужчина, иначе быть не может.
Ну а на следующий день отец договорился с гильдией, и мне поручили первое боевое задание. Когда я развернула бумагу о назначении, то долго смотрела на неё невидящими глазами. Город в двух неделях отсюда. Пустяшная проблема: больные бешенством звери измучили жителей, врываются на окраины, жрут скот. Да их усмирить — раз плюнуть! Ниже указано жалование и проставлена подпись.
Всё по-настоящему.
Мечты сбываются. Я — настоящий боевой маг.
Пусть это поручение смешное, но так гильдия проверяет каждого боевика. Будут и другие. Тяжелее. Страшнее. Серьезнее.
Совсем скоро…
К вечеру я скупила кучу справочников и зелий, чтобы не попасть впросак с заклинаниями. Мы вдвоем со Стьеном укладывали ворох вещей в безразмерную сумку. На кровати валялись карты земель, которые я стащила из библиотеки.
— Отправляемся на рассвете? — улыбнулся мой мужчина.
— Ага, — прикусила губу, пытаясь понять, какой дорогой поехать. — Ты не боишься?
— Чего мне бояться? — Теплая ладонь коснулась моей щеки. — Лис, я мечтаю увидеть тебя в деле.
Будто бы до этого не видел.
Он сел у моих ног и положил голову мне на колени. Я вплела пальцы в волосы, замурлыкала колыбельную.
Бояться нечего, ибо я — оружие в его умелых руках. Меч, который не причинит вреда, если не направить его в горло врагу. Поток энергии, безвредный ровно до тех пор, пока Стьен не обрушит его в лицо противнику. И чем больше тренировок, тем лучше у него это будет получаться.
Бояться нечего, ибо он — мой свет. Моя слабость. Моя жизнь и моя же погибель.
Мой хранитель.
Мой единственный мужчина.
Моё всё.
Бывают вещи, которые вышибают из равновесия. Бьют под дых. Вырывают нервы с мясом. Что-то черное на секунду поднялось в Стьене, стоило услышать слова Генри Оуэ. Показалось, что выстроенный по кирпичикам мир рухнул, осыпался под ноги горьким пеплом.
Если его лишили возможности стать отцом… какой смысл Алисе оставаться с ним?
Пусть сейчас она не думает о потомстве, но через год или пять лет ей захочется познать радость материнства…
Дьявол, да ему самому хочется, чтобы Алиса выносила их ребенка, чтобы у сына — или дочери — были её черты лица!
И что?
Тогда-то она вспомнит про его постыдное прошлое. Может быть, вслух ничего и не скажет, но всякий раз будет смотреть и думать о том, какую ошибку совершила.
Все эти мысли накрыли его волной дикого отчаяния. Стьен ушел, скрылся в гостевой спальне. Спрятался. Всю ночь он ходил кругами, точно загнанный зверь, не сдерживая ненависть к самому себе.