Единственная дочь
Шрифт:
– Сколько вы меня искали? – спрашиваю я. Чувствую себя увереннее, когда сама задаю вопросы.
Малик смотрит на Андополиса. Наверное, тогда он еще не был следователем, так, желторотый юнец в форме.
– Расследование продолжалось долго. Мы искали повсюду, – медленно отвечает Андополис.
Теперь я начинаю понимать его напряженность во взгляде. Наверное, у него много животрепещущих вопросов ко мне.
– Вы кого-то подозревали? – спрашиваю я.
– Нас
– Кто?
– Почему бы нам не начать с начала? – перебивает Малик. – Что последнее ты помнишь? До похищения.
Он снова переводит внимание на меня. Я мысленно возвращаюсь к тому телевизионному шоу.
– Я была на работе, в «Макдоналдсе». Потом все расплывается.
Андополис самодовольно ухмыляется. Правильный ответ. Он кладет папку на стол между нами и открывает ее. Внутри разложены снимки, похоже, фотографии персонала – пять разных людей по пояс, все улыбаются и одеты в униформу «Макдоналдса».
– Ты помнишь этих людей? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю я. – Конечно. Но… вы знаете. Прошло много времени. – Мое сердце колотится, футболка врезается под мышками, я потею. Это похоже на тест.
– Ты помнишь ее? – Он указывает на молодую девушку. Она очень симпатичная, даже в этой уродливой униформе. Светлые волосы собраны в хвост, глаза сияют. Я понимаю, что знаю ее; она была почти на всех фотографиях в комнате Ребекки.
– Она была моей лучшей подругой, – говорю я и вспоминаю слова отца. – Лиззи.
– А другие? – спрашивает Малик. Значит, тут я тоже попала.
– Я помню Лиззи. Остальные… Я помню их всех… – Стараюсь выглядеть расстроенной. – Ненавижу, когда в голове туман.
– Ничего страшного, Бек. Мы не будем торопиться. – Голос Андополиса звучит утешающе. – Эти люди последними видели тебя перед исчезновением. Вот Эллен Парк. Она была твоим менеджером.
На вид ей двадцать пять или около того, во взгляде преждевременная тревога.
– Это Лукас Маскони. – Он тычет в красавчика лет двадцати.
– И Мэтью Ланг. Он был поваром. – Здоровенный мускулистый парень с кучей серебряных сережек в ухе. – Ты помнишь его?
– Немного, – говорю я.
– Что-нибудь конкретное? – напирает Малик. Должно быть, этот Мэтью был под подозрением. Полиция наверняка выбрала его из-за сомнительной внешности.
– Нет, – отвечаю я слишком резко.
Я смотрю вниз на свои ладони и заставляю себя дышать глубоко и ровно. Нужно что-то сделать; я и так уже вышла из образа. Я могу быть только жертвой и никем другим, даже на мгновение.
– Так когда вы сдались и прекратили поиски? – снова спрашиваю я.
Андополис
– Мы не сдались. Просто расследование заглохло, – продолжает он, отводя взгляд, и я догадываюсь, что он чувствует: вину. – Мы проработали все версии. Ты понимаешь?
– Да.
Снова чувство вины, хотя он и пытается это скрыть.
– Давайте постараемся сконцентрироваться на том дне, – предлагает Малик. – Мы говорили о твоей последней смене в «Макдоналдсе».
Нужно избавиться от Малика. Я вижу, что он хороший следователь, но, похоже, без особого личного отношения. Он просто воспринимает это дело как свою работу, а я ее важная составляющая. Но это все.
– Вообще-то я не откажусь от чашки чая. Если можно, – спокойно говорю я, глядя на Малика.
– О’кей, – отвечает он. – Одну минуту.
Как только за ним захлопывается дверь, я наклоняюсь вперед.
– Он мне не нравится! – в панике шепчу я.
– Почему? – удивляется Андополис.
– Он пугает меня. Я чувствую себя неуютно, когда он здесь. Можно, чтобы остались только вы?
Грудь Андополиса раздувается. Идиот. Он тоже недолюбливает Малика; возможно даже, не хотел делиться своим делом с каким-то молодым карьеристом.
– Вам я доверяю, – добавляю я. – Пожалуйста.
– Посмотрим, что я могу сделать.
Он поднимается с дивана и выходит из комнаты. Мне очень любопытно, какой разговор они сейчас ведут по ту сторону зеркала. Я запрещаю себе смотреть туда.
Через несколько минут Андополис возвращается с чашкой чая и едва уловимой торжествующей улыбкой в уголках губ.
– О’кей, Бек, с этого момента буду только я.
– Спасибо! – восклицаю я.
– Все в порядке. – Он ставит чай на маленький столик рядом со мной. – Если ты вдруг расстроишься или почувствуешь себя неуютно, скажи мне. Я постараюсь сделать все, чтобы это исправить. Договорились?
– Договорились, – отвечаю я и невинно смотрю на него. Он думает, мы на одной стороне.
– Отлично. Теперь, когда ты готова, нам действительно очень нужно поговорить о той ночи. Ночи, когда тебя похитили. Любая деталь, которую ты вспомнишь, поможет найти того, кто это сделал.
Он обращается со мной, как с хрупким ребенком, того-то мне и нужно.
– Я кое-что помню, – говорю я.
– Что? – спрашивает он.
Я смотрю перед собой и считаю в уме до десяти, пока комната не погружается в вязкую тягостную тишину.
– Мне было холодно и страшно, – произношу я, досчитав до десяти. – Все вокруг было черным.