Единственный свидетель(Юмористические рассказы)
Шрифт:
Бабка засмеялась мелким своим смешком:
— Твоих, видать, рук это дело. Отменил прогноз-то?
— Отменил! — сказал дед Шулыга и тоже засмеялся.
1950
Первый приказ
Откровенно говоря, до этого случая я думал, что отдать приказ — дело простое. В особенности — в мирное время.
«Если ты знаешь уставы, — рассуждал я, — то командовать нетрудно. Нужно только, чтобы в голосе была стальная непреклонность, в глазах — строгость, как у сокола, во всех движениях четкость и уверенность. „Исполняйте!“ — и все! А об остальном пускай думает тот, кому надо исполнять».
Теперь я так не думаю… Впрочем, расскажу по порядку.
…Вызвал меня к себе сам командир хозяйственной роты, капитан Солодухин.
— Вот что, товарищ Дроздов, — сказал мне капитан, — возьмете рядовых Ночкина и Потапова, поедете с ними в Круглянский лес, где наши заготовляют дрова. Надо доставить туда литературу, музыкальные инструменты и еще кое-что. На время командировки назначаю вас начальником отдельной команды с правами старшины. Задача ясная?
— Так точно, ясная, товарищ капитан!
— Документы и аттестаты получите в канцелярии. Грузовик отправляется завтра в восемь ноль ноль утра. Водитель тоже поступает в ваше распоряжение. Понятно?
— Понятно, товарищ капитан!
— Надеюсь на вас, Дроздов! Вам дается серьезное поручение. Не ударьте лицом в грязь. Вы отвечаете не только за себя, но и за всю команду: за точное исполнение приказа, за поведение, одним словом за все. Понятно?
— Понятно, товарищ капитан!
— Исполняйте!
…Утром без десяти восемь Петя Ночкин, Леня Потапов и я стояли на дворе в ожидании грузовика, готовые к путешествию.
Тюк с литературой и свежими газетами, завернутый в плащ-палатку и крепко увязанный веревками, лежал у моих ног. Подмышками у Пети Ночкина торчали гитара и балалайка, а Леня Потапов надел на себя футляр с баяном. Ансамбль песни и пляски, да и только! Смех смехом, но мы понимали, как приятно будет нашим ребятам, выехавшим в лес на тяжелую работу, получить мощное подкрепление для своей культпалатки, и оценили заботливость капитана Солодухина. Но я смотрел на своих дружков, таких же солдат, как и я сам, и думал: «Как же я буду ими командовать, когда они для меня Петя да Ленька, а я для них — Миша?!»
Только подумал — вдруг Петя Ночкин обращается ко мне и говорит:
— Надо бы, Миша, пойти справиться насчет машины. Что-то она не едет.
И тут я сам не заметил, как в моем голосе появилась эта самая непреклонная сталь. Я сказал:
— Вот что, орлы, «Миша» на сутки кончился. Был «Миша», да весь вышел. Налицо не Миша, а начальник отдельной команды. Понятно?!
Переглянулись мои орлы, но довольно дружно отрубили:
— Понятно, товарищ начальник!
А я со стальной непреклонностью продолжаю их, как говорится, «жучить», чтобы с первой же минуты путешествия вправить им мозги.
— Товарищ Ночкин! — говорю. — У вас шинель не заправлена как следует. Заправить как следует! А вы, товарищ Потапов, как вы ушанку надели? Куда у вас звездочка смотрит?! Надеть головной убор как следует!..
Петя Ночкин покраснел и начал одергивать шинель, а Леня схватился за ушанку. Глядя на них, я и сам стал проверять собственную шинельку, и пришлось мне покраснеть пуще, чем Пете Ночкину: чувствую — у самого складки сзади топорщатся.
«Хорош, думаю, начальник отдельной команды, на котором шинель сидит, как на верблюде! А еще команду свою подтягиваешь!..»
На мое счастье, в эту минуту во двор въехал грузовик, и ребята не заметили, как я — под шумок — быстро привел себя в образцовый порядок.
Надо вам сказать, что больше всего меня в этой поездке тревожила фигура водителя машины.
Дело в том, что шоферы (в том числе и военные) — особый народ. Шофер сидит у себя в кабинке один. Отсюда у некоторых из них появляется «ячество», или по-научному — индивидуализм. Сидя один в кабине, шофер чувствует себя полным хозяином машины, в особенности когда газует километров на восемьдесят в час. Отсюда у некоторых недисциплинированность и лихачество. Шоферам приходится много разъезжать, они много видят и много знают. К тому же они — я это заметил — пользуются, как говорится, «шумным успехом» у девушек. Отсюда у некоторых — зазнайство.
Однако мои опасения рассеялись, когда машина, въехав во двор, остановилась и из шоферской кабины вышел водитель — рядовой Николай Семенов и, обратившись ко мне, четко доложил:
— Товарищ начальник команды! Прибыл с машиной в ваше распоряжение.
Мне понравилась четкость Семенова, и я с удовольствием ответил на его приветствие. Краешком глаза я заметил, что на Петю Ночкина и Леню Потапова поведение нашего водителя тоже произвело должное впечатление.
Я все же осмотрел чистенькую, как ласточка, машину, потыкал носком сапога в крепко надутые покрышки, проверил, все ли в порядке, и гаркнул басом:
— По машинам!
И только тогда, когда уже скомандовал, спохватился: машина-то у нас одна, значит надо было просто сказать: «Садись!»
Ночкин и Потапов, как я успел заметить, переглянулись с усмешкой, и я опять почувствовал, что краснею.
Мы расположились с нашим грузом в кузове, Семенов дал газ, и машина тронулась.
Молча мы проехали несколько кварталов. Я сидел и мысленно ругал себя за то, что так неудачно скомандовал при посадке.
Вдруг Леня Потапов сказал:
— Товарищ начальник команды, разрешите обратиться?
— Говорите!
— Надо же заехать на склад, получить сухой паек на дорогу!
Недовольный тем, что Леня напомнил мне о моих обязанностях, о которых я, признаться, забыл, я сухо сказал ему:
— Сам знаю, рядовой Потапов. Доедем до Кузнечной, скажите водителю, чтобы свернул к складу.
— Миша! — вскрикнул Петя Ночкин и тотчас же поправился, — то есть, товарищ начальник команды, мы же давно проехали Кузнечную!..
Я посмотрел по сторонам и увидел, что Ночкин прав: поворот на Кузнечную остался далеко позади.