Ее горячая мамочка
Шрифт:
На Проспекте Мира – новый инспектор. Галкина привычно тормозит – по доброй воле. Новый инспектор не обращает внимания. Галкина направляется к нему.
– Понимаете… Меня здесь всегда останавливали. Александр Евгеньевич его звали… Грустно… Я уже привыкла…
Новый инспектор строг:
– Плохая привычка. Уволен Михайлов. За аморалку.
– Я подозревала. А телефончик не дадите?
Рыхлая молодуха с ребенком настигает Галкину и Надю у студии
– Даже «а» не говорит! И где теперь денег взять на лечение? Скажи «а»!
– А-а-а…
Ребенок получил затрещину:
– Зачем ты сказал? Кто просил? Скажи «а»! Видите, даже «а» не говорит…
С треском распахивается дверь студии «Геи Новые». Вопли Амалии:
– Девочки, я ему сейчас такую истерику закачу! Урод одноглазый!
Она пинками выгоняет Косого с баулом. Испуганно выскакивают Ася и Вера.
– Надя, что смотрим? – спрашивает Галкина.
Надя шипит:
– Вот только скажите, что я тупая… – Плаксиво. – Ну скажите, попробуйте сказать…
– Ну почему же… Я еще тупее…
Выбегает Амалия в истерике:
– Елена Андреевна, ну сколько я говорила! Неэлекторально! Одноглазых геев не бывает!
Запечный тычет в нее:
– Ей принцев подавай! На себя посмотри!
Косой нехитрыми привычными манипуляциями пытается «вправить» глаз.
– Прямо? Елена Андреевна, посмотрите! Прямо?
– Одноглазый! – стонет Амалия. – Он испортит всю картину!
– У меня два глаза, два! Ты до двух считать умеешь? Тогда считай!
Тычет:
– Глаз номер один!
Тычет:
– Глаз номер два! Смотрите, Елена Андреевна, у меня два глаза?
Амалия уходит в студию, хлопнув дверью.
Галкина отвечает на вызов дочери, входя в студию «Изнаслованные+ДОЙЧТВ»
– В Вашем городе есть памятники голых женщин, унижающих женское достоинство, и таким образом оказывающих атаку на психику женщины? Вы сделали доклад в местных феминистских организациях об этих мерзких памятниках?
– Нет памятников, – говорит старушка. – Мы в деревне живем. Только памятник Ленину.
– Как это нет? – не понял дедок. – А на школьном дворе! «Девушка с веслом»!
Кружит вокруг Елена Андреевна. Она счастлива. Остановилась в углу.
– Ты понимаешь, доча, я лечу после этих слов… Я не чувствую тела… Я не чувствую своей мерзкой задницы…
И она показывает дочери на том конца провода как она парит в воздухе – чисто птичка.
Споткнулась, упала, но от восторга даже не заметила, что сидит на полу.
– Она почти что воздушна… За что мне такое счастье наконец, Дина?
Наташа смотрит с понимающей улыбкой.
Переводчица переводит:
– Елена Андреевна сказала, что ее задница восхитительна как никогда.
Наташа становится суха и безразлична:
– В Европе прогрессивные женщины не говорят так о себе.
Она спрашивает у дедка:
– Так Вы знаете этот памятник? Вы неоднократно любовались им?
Дедок предается воспоминаниям.
– Хороший памятник…
Становится озорным:
– Бывает пройдешь мимо…
Хихикнул и показывал форму грудей:
– … И жить хочется… Дышать всей грудью…
На Наташу находит подозрение:
– Что он сказал?
Переводчица говорит на немецком:
– Он сказал, что он беззастенчиво любовался этим памятником, очевидно для последующего свершения акта мастурбации…
После паузы:
– …за деревенской печкой, кажется… Дедушка, у Вас есть в квартире деревенская печка?
Надя помогает Елене Андреевне подняться, и та, счастливо, начинает новое хождение по кругу.
– Да фигли их бояться, сексоголиков… Надо бояться эмоголиков-женщин… Вот это однозначно неизлечимо… Если он сексоголик, это не обозначает, что он не видит во мне душу, понимаешь?
Наташа полна ненависти.
– Значит, Вы любовались памятником в сексуальных целях? Вы сексоголик?
– Еще раз говорю, доча, фигли бояться сексоголиков? Женщины-эмоголики куда страшнее! Вот там хляби так хляби… душевные!
Не получив ответа, Наташа бросается на дедка. Пальцы ее, как удавка, крепко обхватывают шею.
– А Вам не кажется, дорогой, что таким образом именно Вы способствовали насильнику-оператору? – орет она по-немецки.
Дедок хрипит.
– Ой, задушила! – вопит Елизавета Мироновна. – Ой, насмерть!
Переводчица оттягивает разъяренную немку. Галкина торопится на помощь.
– Платок!
Ей подают платочек, она машет над лицом дедка.
– Я просто смеюсь от счастья, как я нынче легка!
Приказывает:
– Воды!
Кто-то в суматохе подает горячий чайник. Галкина поливает лицо дедка, тот истошно вопит и мечется.
– Извините меня, коллеги… – оправдывается Наташа. – Иногда накатывает личное.
Переводчица всем объясняет:
– В ее родном городе один мужчина-сексоголик регулярно насиловал ее три года. Он говорил, что она похожа на памятник «Разносчица пива» на углу Фридрихблюмельштрассе.
– Три года? – поражены все. – И она молчала?
– Она не понимала что происходит. Она думала, что он хочет ее руки и сердца. Он был очень богат.
Переводит дальше:
– Он приходил всегда с мерзкой болонкой. Теперь есть подозрения, что эта болонка тоже была сексоголиком. И все это ужасно.
Какой нынче плохой день у Палны! Ее врагиня уже просто сошла с ума.
Пална с привычной непристойной распечаткой в руках влетает в свой кабинет. За ней: Степан, Николай, всхлипывающая Кима.