Эфемерно
Шрифт:
Я включил воду посильнее – чтобы Анна Евгеньевна ничего не услышала. Впрочем, она ведь не глухая… Из моих глаз брызнули слёзы: меня снова рвало. Будто какое-то существо свирепо дёргалось внутри меня, пытаясь вырваться наружу через мою глотку. Чёрт подери, это ещё что такое?!
Это всё обитель человеческих страданий
Именно здесь, в этой квартирке, – скопление всех душевных и физических терзаний. Здесь – центр всей человеческой боли. И во главе этой обители – слепая Анна Евгеньевна с костылём…
Спустя
– Вы меня простите, пожалуйста, – сказал я, – но мне, наверное, лучше пойти. Что-то не очень хорошо себя чувствую. Давайте я приду в другой раз? Когда мне станет полегче. И мы с Вами поговорим об Илоне.
– А вас это не затруднит? – осторожно спросила Анна Евгеньевна.
– На период практики – никаких проблем. Пар сейчас нет, так что времени по вечерам хоть отбавляй.
– Тогда приходите. Я бы очень хотела поговорить с вами об Илоне. Вы теперь, пожалуй, единственная ниточка, связывающая нас… Когда придёте в следующий раз? Я хотела бы знать точно, чтобы быть готовой. А то сегодня у меня, как вы сами видели, всё запущено…
– М-м-м… – размышлял я вслух, надевая кроссовки. – Давайте послезавтра, что ли?
– Давайте, – сказала она, ступая с костылём в прихожую. – Буду вас ждать.
– До свидания, – сказал я, выключая за собой в прихожей свет и выходя в тускло озарённый коридор.
– До свидания, – тихо произнесла Анна Евгеньевна.
И дверь обители человеческих страданий закрылась.
Глава 4. Странный месяц апрель
Моя вторая встреча с Анной Евгеньевной не заставила себя ждать.
Во вторник, как и обычно, я сначала съездил в школу, а затем отправился расклеивать объявления. Завершив все дела, вернулся в общежитие, помылся, покушал и надел более-менее приличную одежду – чёрную рубашку с засученными рукавами и новые джинсы. Потом поймал себя на мысли: «Какая ей разница, в чём я?» Тем не менее, оставил всё как есть и в седьмом часу вечера сел в маршрутку. Спустя полчаса передо мной снова предстало блеклое девятиэтажное чистилище.
– Какая погода сегодня? – спросила Анна Евгеньевна, когда я вошёл в микроприхожую.
– Прохладно и дождливо. Кажется, первый в этом году дождь. Пока ещё не такой сильный, даже по-своему приятный.
– М-м… – задумчиво кивнула она.
– А не хотите прогуляться?
– Прогуляться? О, нет, что вы. Куда же я сейчас пойду?.. Я ведь с гипсом… Это будет долго.
– И правда. Глупо было Вам это предлагать…
– Погулять было бы здорово, – улыбнулась она. – Но лучше не сегодня.
Мы устроились, как и в прошлый раз. Я сел у стола со швейной машинкой, она – на диване. В этот раз он был собран, да и вся комната выглядела более убранной. У меня были некоторые новости об Илоне. Первым делом начал с них.
Она вернулась на учёбу. За последние два дня не прогуляла ни одного урока, даже получила две
– Она всегда такая, когда стыдится… – произнесла Анна Евгеньевна. – Уходит и затихает, чтобы только никто её не видел.
– Я, кстати, решил поговорить с ней. Вчера.
– Правда? И о чём же?
– О том, что она сейчас чувствует. О том, что все семьи – разные, и это совсем не значит, что какая-то из них хуже или лучше. Просто у всех свои особенности. И зачастую нужно учиться тому, как с этими особенностями жить.
– А что она?
– Да, собственно, ничего. Слушать меня не захотела. Всё было так: я попросил её задержаться после моего занятия, и, когда все ушли, она осталась. Я подумал, что это хороший знак. Но уже после нескольких моих слов она перебила меня и сказала, чтобы я не строил из себя крутого психолога, показала мне средний палец – и ушла. Впрочем, то, что она вообще решила остаться по моей просьбе, для меня уже огромнейшее достижение, поверьте!
Анна Евгеньевна с улыбкой покачала головой:
– На самом деле она совсем не такая.
– Просто специфический возраст, – добавил я.
– Именно, – кивнула Анна Евгеньевна. И заметно призадумалась.
– После того, как я перестала видеть, – заговорила она спустя некоторое время, – я уже не могла быть прежней. И стала её раздражать. Всё время о чём-то просила: то принеси, с этим помоги. На первых порах она молчала: всё выполняла что ни попрошу. А потом однажды стала вспыльчивой, начала меня укорять. Когда я просила её погулять со мной, стала исчезать: якобы торопится по важным делам. Тогда я ещё и не догадывалась, что моя дочь стыдится меня. Для их возраста ведь чрезвычайно важно, как ты выглядишь в глазах других…
– Есть такое, – согласился я.
Минута пронеслась в молчании. Изредка я поглядывал на ту самую стену. Пока что никаких звуков не было. Лишь дождь однообразно колотил по окну.
– А давно это случилось? Ваши глаза… – спросил я осторожно.
Анна Евгеньевна слегка приспустила голову.
– Около трёх лет назад.
– Как это произошло?
Она тяжело вздохнула.
– Вы знаете… я бы не хотела говорить об этом. Я просто не вижу – и всё. Давайте не будем думать о причинах. Сколько уже ни думай и ни говори, толку никакого. Это в прошлом. И ничего не вернуть и не исправить.
– Но ведь сейчас делают операции на глаза…
– Делают. Невероятно дорогие. Таких денег мне не сыскать. Нет на это никаких сил. Как и никакой гарантии, что это поможет.
– Понятно…
Снова замолчали. Я медленно пил горячий какао. Дождь за окном усиливался, тучи полностью заполнили небо.
– Если вы не против, я хотела бы у вас кое-что спросить, – сказала Анна Евгеньевна.
– Спрашивайте.
– Почему вы решили пойти учиться на психолога?
– О, это очень сложный вопрос…