Эффект Эхо
Шрифт:
Как говорил Стиви? Правило пяти S или П по-русски — посмотреть, понюхать, пригубить, проглотить и, наконец, — плеснуть воды… Пятое правило — лишнее. Мне по душе страйт — неразбавленный, именно он позволил понять, что Кошка попала десятку. Под рыхлой оболочкой близорукого выпускника Оксфорда, мотивированного исключительно на карьеру, закоренелого интроверта и маминого сыночка, любителя ирландского пудинга и порриджа, билось благородное сердце, возросшее на благородных романах Скотта и лирики Байрона, способное любить и всецело принадлежать избранной женщине. Он ждал ее, балансируя на грани безнадежности, наивно полагая, что можно найти избранницу в сети, разочаровавшись
Поймав в сети Кошку, Стив успокоился, позволил проветрить затхлый чулан, где прозябал долгие годы. Затих в предвкушении ласки. Сейчас он счастлив. Вернувшись вечером из офиса, садится у разожженного камина с бокалом шерри или глотком коллекционным виски. Катя — котенок гладит его по шерстке и сама радостно мурчит в унисон. Варит кофе по утрам, жарит тосты и яичницу с беконом. В файф-о-клок бегает по гостиной со свежим чаем и кексами. Ждет по вечерам с работы. По выходным навещает старших Гарднеров в Мерилебоне или пьет в пабе с коллегами Стивена. Жизнь сестры обрела гармоничные формы. Наконец-то.
Кошка привыкла менять окрас. С первым мужем, который промышлял фарцой в угоду лихому времени, а потом вырос до бизнесмена киоскочного масштаба, она походила на дворовую полосатую задиру, что вечного настороже. Была скалящей зубы хищницей-самкой, готовой к очередному адюльтеру благоверного. Устав от бесконечных разборок, сбежала, пребольно цапнув.
Сейчас сестра расслабилась, раздобрела, сладко мяукает и лениво машет хвостом благородной британки. В ней неожиданно проснулась порода.
Возвращаясь с ее дня рождения, Андрей вез родителям еще одну благую весть. Кошка ждет ребенка, желанного и заранее любимого.
Хороший повод накапать Маккалана, не находишь? Да плевать тебе на нервную соседку! Давай, пока самолет не пошел на взлет. Потом будет поздно.
Андрей покосился на задремавшую девушку, доверительно сложившую голову на его плечо. Взгляд скользнул дальше, остановившись на мальчугане у окна. Парень, отгородившись наушниками, существовал в собственном мире. Его белесые ресницы дрожали в такт мелодии, бившей в топорщащиеся эльфийские ушки.
Сердце Андрея дрогнуло, сжалось от тоски. Как похож на сына. Такой же трогательно незащищенный, угловатый, костлявый юнец, чистый лист промокашки, готовый впитать любой опыт. Надо навестить его по приезду, отпросить у бывшей на несколько дней. Пойдем по утру на рыбалку или по грибы, какая разница, лишь бы прикоснуться к пушистой макушке и вдохнуть запах одуванчиков.
Подросток на мгновение отвернулся от иллюминатора и, не вынимая наушников, подмигнул Андрею. Улыбка скользнула на губах мальчика и исчезла, словно ее и не было. Не успел Андрей отреагировать на мимолетное приветствие, как юный незнакомец вновь следил за перемещением персонала на летном поле.
Странный паренек, не от мира сего, ясно!
Командир корабля по громкой связи попросил экипаж занять места перед взлетом. Стройные девушки в алых костюмах прошли в противоположные концы салона и, опустившись в кресла, пристегнули ремни. Взревел форсаж, аэробус вздрогнул и начал стремительный разбег.
Андрей улыбнулся, вслушиваясь в гул двигателей за бортом и тревожную тишину, разлившуюся по салону. Большинство людей сейчас творят молитву или замерли в трепетном ожидании. Тревога их отпустит, стоит отключиться запрещенному сигналу, а самолету выйти на запланированную высоту.
Спящая девушка вздрогнула, тихонько застонала, отгоняя
Внутри сердца затеплился огонек, ласковая кошачья лапка тронула его, вернула память о давно минувшем. Выпускной бал 725 московской средней школы, теплый летний вечер, кипарисовая аллея, свежеокрашенные скамейки, попробуй присесть и не запачкаться, сладкий запах свободы, разливающийся в воздухе. Погрузившийся в розовые сумерки парк, белоснежные корабли у причала. Мерцающая рубиновая звезда на шпиле Речного Вокзала, пульсирующая в унисон его трепещущему от нетерпения сердцу. Теплая рука девушки, доверительно держащейся за локоть, центр Вселенной, вокруг которого кружилось мироздание. Они ушли со школьного двора, отправились в свободное плавание, качаясь на волнах первой любви. Девушка впервые разрешила прикоснуться к себе, а Андрею уже натерпелось обнять ее, а вместе с ней и весь мир. Поднять на руки, закружить в давно умолкнувшем вальсе. В нем кипела сила, готовая вырваться и бросить все сущее к ногам коротышки в скромном ситцевом платье.
Гордячка, недотрога, староста класса, зануда и ябеда сейчас заключала в себе все мыслимые чаяния. Он возносил небесам обеты и нелепые мольбы, прося одного, чтобы Светлана не отпускала его руку как можно дольше. Он клялся в душе — защищать ее от всех будущих невзгод, быть рядом навеки.
Но жизнь имела на обоих другие планы. Последнее письмо от любимой пришло перед самым дембелем, она умоляла простить и забыть как можно скорее, коря себя за предательство. Уезжая за полярный круг с будущим мужем, младшим научным сотрудником (да откуда он взялся младший да еще научный?), Светлана увозила его раненное сердце. Так надо, так всем будет спокойнее!
Постепенно Андрей научился жить с одной половиной души, приноровился сохранять равновесие, не заваливаться на один бок. Даже попытался создать семью, но безуспешно. Если не считать родившегося сына, единственной опоры, смысла жизни, до сих пор удерживающей его на плаву.
Склоненная на плечо голова незнакомой девушки вернула Андрею воспоминание о первой близости с любимой.
В дождливый июльский вечер, Света постучалась в его дверь, заплаканная, дрожащая от страха. Выйдя в коридор, Андрей понял причину. Бедняга в очередной раз убежала из дома, спасаясь от разборок с пьяным отчимом. Ее мать, слабохарактерная и недалекая, встала на сторону похотливого мерзавца, обвиняя родную дочь в попустительстве притязаниям. Услышав потасовку и ругань, плачь любимой девочки из-за соседской двери, Андрей несколько раз порывался набить морду сластолюбцу, но отец умолял его не вмешиваться, уверяя, что чужая жизнь — потемки, но судит она справедливо. Старик оказался прав, следующая суровая зима унесла жизнь негодяя, блудливого пса, замерзшего в луже собственной мочи на детской площадке.
А тогда летом Светлана впервые осталась у него на ночь.
Он не тронул ее, боялся шелохнуться, лишь смотрел щенячьими глазами, как его ненаглядная, успокоившись, напилась чаю с пастилой и забылась сном.
Света стала его спустя год, в день получения повестки из военкомата. Она пришла сама, замерев у порога комнаты, молча расстегнула пуговицы блузки, шагнула внутрь. При воспоминании о случившемся, сердце Андрея трепещет, словно пойманный в силки птенец, низ живота заливает приятное тепло. Да уж…. Прошло более двадцати лет, а первые чувства до сих пор не подернулись тленом.