Эффект Фостера
Шрифт:
Она гневно задула свечу, взяла пластиковую вилку из коробки и принялась есть торт.
– Угощайся, – сказала она, передавая мне свою вилку, ведь я не позаботился о том, чтобы взять вторую. Вместе мы прикончили торт за пять минут. Наблюдать за тем, как она слизывает языком крем со своих губ, было настоящей пыткой. Но теперь я всегда буду покупать ей всякие кремовые штуки, чтобы понаблюдать за представлением, поднимающим мой член.
Дьявол.
– Как ты вообще нашел меня? – спросила она, откладывая в сторону пустую коробку.
– Разве это не то место, где ты всегда
На губах Барбары появилась маленькая, но искренняя улыбка.
– А ты всегда находил меня. Скажи мне кто пять лет назад, что я буду сидеть в деннике на коленях Джефри Фостера, а он будет обнимать меня без желания задушить, я бы не поверила. Я ведь думала, ты ненавидишь меня.
При одном взгляде на нее, жар наполнил мою грудь, и я всерьез опасался, что ребра в моей грудной клетке превратятся в пепел. Я действительно считал это ненавистью раньше, но разве ненависть может порождать желание целовать ее до потери сознания и прижимать к себе так сильно, что у нее захрустят кости?
Думаю было бы гораздо проще, если бы я ненавидел ее. Мое положение значительно усложняется из-за этих чувств к ней, но я не жалел.
Я запустил руку в карман джинсов и достал одну вещь. Она часто была на моей шее, я снимал ее только тогда, когда была угроза потерять ее.
Благодаря ей мама полюбила лошадей, вдруг она поможет тебе полюбить меня.
Барбара опустила взгляд на мою руку. Я медленно разжал ладонь, показывая ей ее подарок. Серебристая подвеска в виде лошади на тонкой цепочке за все эти годы совсем не изменилась. Чистый металл все так же блестел и отражал свет, ни одной царапины, ни одной вмятины, для меня было важно беречь вещицу, которую подарила мне десятилетняя расстроенная девочка, сбежавшая с похорон своей мамы.
Барбара сразу узнала ее, она долго смотрела на вещицу в моей руке, голубые глаза стали медленно наполняться слезами. Ее пальцы невесомо погладили металл, я соединил наши руки, зажимая маленькую подвеску между нашими ладонями.
– Ты не выкинул ее по дороге с конюшни, – тихо сказала она. По ее щеке скатилась маленькая слезинка.
– Не выкинул.
– Почему?
– Потому что я никогда не чувствовал ненависти к тебе, Барбара. Мы шли к этому столько лет, и если ты думаешь, что теперь я так просто откажусь от тебя, чтобы сохранить спокойствие Мейсона или твоего отца или любого другого близкого нам человека, то ты ошибаешься. Они могут ненавидеть меня, проклинать, но я не откажусь от тебя, пока ты сама этого не захочешь. Пока ты не решишь двигаться дальше без меня. Но даже тогда я не могу гарантировать, что оставлю попытки завоевать твое сердце…
Она не дала мне договорить, закрыла мой рот своими губами, целуя яростно и чувственно, руками сжимая мои волосы и тесно прижимаясь ко мне. Барбара поменяла положение и теперь ее ноги находились по обе стороны от меня. Эти безумные чувства поглощали меня полностью. Ее юркий язык сводил меня с ума, она тяжело дышала, и я ловил каждый ее вдох, терлась об меня сводом своих бедер как тогда в машине, заставляя меня твердеть под ней. Это было совершенно неправильно думать
– Хочешь, чтобы я вернул его тебе? – спросил я, когда мы встали с сена.
Пухлые губы растянулись в кокетливой улыбке. И я вдруг понял, что слишком давно не целовал их, уже примерно минуту или две, но эти мгновения казались мне вечностью.
– Только если он провалил свою задачу, – ответила Барбара. Она говорила о том, что мне стоит вернуть его, если нет никакой любви, если он не справился со своим предназначением, которое возложила на него маленькая девочка в траурном платье и с заплаканным лицом много лет назад.
Я не стал возвращать кулон и, глядя на то, как я застегиваю цепочку на своей шее, глаза Барбары засияли ярче самых больших звезд.
– У меня есть планы на сегодня. Не хочешь же ты сидеть в свой день рождения дома?
Барбара хотела что-то ответить, но умолкла на полуслове, ведь в конюшне послышались уверенные шаги, а следом раздался голос Мейсона.
– Барбара, ты здесь? – спросил брат, приближаясь к нам.
Эванс встревоженно округлила глаза. Я заметил на ее лице панику и понял все без слов. Не могу сказать, что этот молчаливый призыв не разозлил меня.
– Он не должен знать? – деревянным голосом спросил я. Перспектива и дальше скрывать ото всех то, что мы вместе, не прельщала меня, более того, она шла вразрез с моим планом. В отличие от Барбары я не боялся сказать правду и даже хотел этого.
– Никто не должен знать, – ответила она.
– Ладно. Тогда ударь меня.
Ее правая бровь изогнулась, а в глазах показался игривый огонек.
– Вот какие игры ты предпочитаешь?
Я закатил глаза.
– Мейсон не идиот, он все поймет, стоит нам выйти из этого денника. Так что ударь меня и скажи, что я придурок, как ты это делала обычно.
Она не стала долго думать, ведь шаги моего брата становились громче, размахнулась и ударила меня по лицу.
– Еще раз ты скажешь мне нечто подобное, и я сожгу тебя на заднем дворе вашего дома, а прах закопаю около магазина профессиональной одежды для занятий верховой ездой, чтобы ты мучился вечность! – заорала она так, что стены задрожали. Завороженно глядя на ее покрасневшие от фальшивой ярости щеки, я прижал руку к тому месту, которое покалывало от ее удара.
Где она закопает мой прах?
– Переигрываешь, – шепнул я, отходя от нее на шаг.
– А ты театральный критик, Фостер? – шикнула она, прежде чем вылететь из денника. Я последовал за ней и увидел у входа в конюшню своего брата. Ярость захватила меня, ведь Мейсон держал в руках букет роз. Он поздравил ее с днем рождения и обнял. Барбара сухо отреагировала на его поздравление, но приняла букет.
Было видно, что он неплохо вложился. Букет был небольшим, но дорогим.
– Ты очень хорошо выглядишь, – сказал брат, пожирая глазами мою девушку. Я сжал челюсть, ведь больше всего в этот момент мечтал оттащить Мейсона от нее как можно дальше, может даже утопить его или закопать, я еще не решил. Он все еще влюблен и надеялся вернуть ее. Но Барбара теперь моя и он не заберет ее у меня.