Эффект ласточки

Веселова Янина

Было еще очень рано. Весеннее небо только начало светлеть на востоке, и во дворе было бы совсем темно если бы не многочисленные факелы. В их мятущемся свете облитая золотом фигурка герцогини казалась кукольно-изящной и какой-то нереальной. Словно бы не земная женщина вышла навстречу гостям, но сам дух древнего полного тайн замка.

Увидев ее, все пораженно замерли. Первым очнулся Вэль. Позабыв о хороших манерах и послав к Сурту в задницу этикет, он кинулся к жене.

– Как ты?
– сжав в объятиях супругу, требовательно

спросил Арвэль.

– Хвала Всевышнему, - охнула Елена Павловна, не делая попыток вырваться. Вошла в положение перенервничавшего коннетабля.
– Все живы и здоровы.

– А моя жена, что с ней?
– рядом с Вэлем встал очень похожий на него мужчина.

"Мой красивее, – подумала Елена Павловна. – Этот рыжий какой-то, и морда противная. Чисто лис. " Вслух же она сказала совсем другое:

– Жизнь леди Изабеллы вне опасности. Она спит под присмотром целителя.

– Я бы хотел увидеть ее, - потребовал деверь, пропуская церемонию знакомства. – Сейчас.

– Мы тоже, - обратила на себя внимание богато одетая женщина за пятьдесят, опирающаяся на руку представительного мужчины.

– Вас проводят, - не стала кобениться хозяйка замка, подавая знак Дункану. Он точно болтать зря не станет, да и остальные тоже. В своих людях Елена Павловна была уверена.

Свекровь, а больше некому, недовольно поджала губы коротко кивнула сестрам и тяжело ступая пошла за Дунканом. За ней следовали сын и любовник, который оказался лет на пять, а но и на все семь моложе. Вэль остался с женой и тетушками, чему леди были несказанно рады.

– Не обижайся на них, - попросил Арвэль, испытывая чувство сродни испанскому стыду (стыд за другого человека). Судя по всему, он не ожидал такого поведения от матери и брата.
– Они слишком переживают за Изабель.

– Их можно понять, - проявила дипломатичность ?лена Павловна, старательно игнорируя на недовольные гримасы тетушек.

Почтенным леди страсть как хотелось высказаться. Только школа придворной жизни позволила им промолчать. Леди отвыкли от столичной заносчивости, помноженной на хамство и щедро сдобренной подлостью. Елена Павловна их прекрасно понимала. Более того, ей тоже было что сказать. Так и подмывало напомнить разговор в оружейной, ткнуть в глаза пренебрежением и хамством. Слова тогда еще жениха до сих пор не забылись. Они стучали набатом и требовали отмщения. Настанет день, они вырвутся на волю, и никто не спасет бригийского герцога от гнева русской женщины.

"Подать мне коня и горящую избУ!" - хмыкнула Елена Павловна, а вслух:

– C днем рождения, любимый. Прости, что невольно испортила тебе праздник.

– Ох, Эли, я про него и забыл, – неловко улыбнулся Вэль.
– Главное, что с тобой и детьми все в порядке.

– Ты забыл, а Элен помнит, – вперед выплыла Доротея.
– Она приготовила подарки, достойные короля, – высказавшись, леди заставила племянника

наклониться и нежно поцеловала его в лоб. – Мы тоже кое-что при готовили для тебя.

К сестре тотчас присоединилась Беренгария. Ей тоже не терпелось поздравить Вэля. ?лена Павловна слушала радостный щебет тетушек и испытывала горячую благодарность. Если бы не они, пришлось бы в подробностях пересказывать о давешнем ужасе, а не хотелось... А все из-за Изабеллы. Женщина лишилась ребенка. Выброшенная из портала леди истекала кровью. Она была едва жива.

– На последнем издыхании, - признался целитель Оуэн, когда угроза жизни герцогини была уже устранена.
– Но не это самое страшное...

– А что?
– похолодев, спросила Елена Павловна.

– Ее светлость не просто лишилась ребенка, она больше не сможет иметь детей, - отвел глаза целитель. Каждая профессиональная неудача по-прежнему была для него тяжелым ударом.

– Не казнитесь, вы сделали больше, чем кто-либо другой. Я это своими глазами видела.

– И даже приложила руку.

– Не напоминайте, учитель, - поморщилась Елена Павловна.
– Изабель, конечно, жаль, но чувствую, что ее лечение выйдет нам с вами боком.

– Привыкайте, дочь моя, – с грустной улыбкой посоветовал монах.
– Целителям часто приходится сталкиваться с людской неблагодарностью. Это обратная сторона нашей профессии.

– Как все непросто, отец мой, - пожаловалась леди Ласточкина.

– Такова жизнь, – философски откликнулся мужчина.
– Горя и радости она отмеряет нам поровну.

Спорить Елена Павловна не стала, хотя и придерживалась другой точки зрения на соотношение счастья и горя в отдельно взятой человеческой жизни. Как там пелось-то:

– Сладка ягода в лес поманит,

Щедрой спелостью удивит,

Сладка ягода одурманит,

Горька ягода отрезвит.

Ой, крута судьба, словно горка,

Доняла она, извела.

Сладкой ягоды - только горстка,

Горькой ягоды - два ведра.

Я не ведаю, что со мною,

Для чего она так растет.

Сладка ягода - лишь весною,

Горька ягода - круглый год.

Над бедой моей ты посмейся,

Погляди мне вслед из окна.

Сладку ягоду рвали вместе,

Горьку ягоду - я одна.

Ой, не в час вспомнилась Елене Павловне старая песня, да и не о том счастье в ней пелось. Целомудренный монах о другом толковал. Ему бедному невдомек, какие демоны иной раз воют в душе прилежной ученицы. Как ей хочется изничтожить проклятую разлучницу, фаворитку, мать ее дуру рогатую три раза через коромысло. Ведь гуляет же от нее муж в открытую. Впрочем, не герцогине Балеарской судить. Сама в ссылке прозябает, в то время как любовница...

– Нет, я не буду об этом думать, – до боли сжала кулаки Елена Павловна.
– По крайней мере не сейчас, а то таких дров наломаю.