Эффект присутствия
Шрифт:
– Слушаю.
– Николаич, – с другого конца провода донесся приглушённый голос напарника Титова, – меня там начальство не хватилось?
Из трубки слышались перебивающие друг друга возбужденные мужские голоса, ненормативная лексика, дружный ржач и душевная «Электричка» Михаила Круга.
– Тиш-ше, – цыкнул Тит на окружавших его лиц.
– Да вроде никто не ищет. Спокойно всё. Я, впрочем, отъезжал.
– Ты по Деду Морозу работаешь? Глухо там? – Лёха был в курсе зарегистрированного заявления по их линии.
– Как в танке.
– К нам заглянешь на пару сек? Мы тут у Сан Саныча сгоношили узким кругом.
– Спасибо,
– Ну надумаешь, стукнешь. Пароль знаешь. Давай, брат. В этом году, надеюсь, еще увидимся! – Титов отключился.
Миха надел бушлат и зимнюю шапку. В форму он обряжался, наверное, всего раз пятый за без малого пять лет службы в милиции, она у него была почти нулёвая. Маштаков чувствовал себя в обмундировании некомфортно. И некрасивое оно, кургузое, и обязательства лишние накладывает. Два года, честно отмантуленные в своё время в Советской армии, не привили ему привычки к форме. И это невзирая на то, что на срочке он дослужился до старшего сержанта и считался хорошим строевиком. На всех строевых прохождениях его место было в первой сержантской шеренге, справа. Самое ответственное место. Когда при приближении к трибуне с отцами-командирами раздаются команды «батарея, равнение направо!», правофланговый смотрит прямо, подбородок у него задран параллельно плацу, он ориентируется боковым зрением только на плечо соседа, чеканящего шаг слева.
Воспоминания на секунду увлекли Миху. Он глянул на себя в круглое зеркало на стене. Два с лишним месяца капли спиртного в рот не брал, а лицо оставалось помятым, под глазами залегла непреходящая синева. Не удивительно, что все дают ему гораздо больше законных тридцати четырех лет, всегда – за сороковник.
«Не пора ли застрелиться, господин штабс-капитан?»
Как ни странно, в милиции из формы не вылезали те, кто ни дня не прослужил в армии. В последние годы таких становилось большинство. Немало ребят шло в менты только затем, чтобы получить отсрочку от призыва. Они работали до двадцати семи лет, а потом сваливали на гражданку. Какие, блин, хитромудрые все стали, а ведь раньше не задумывались: пришла повестка, собрал вещмешок, проводы отгулял и с утра своими ногами пошел на сборный пункт.
Вот сейчас и трещит везде по швам, не успевают заплатки пришивать прелыми нитками. В армию – недобор постоянный, в кого ни плюнь, у каждого законная отсрочка на руках: у милиционеров, у пожарных, у прокуроров, у учителей, у студентов… Правда, если эту льготу отменить, в милиции в наружных службах и половины личного состава от положенного по штату не останется. А всего-то и надо – поднять зарплату тысяч до десяти в месяц.
«Мы ж не претендуем на ту, которую в путных странах полицейским платят».
За этими сумбурными размышлениями Маштаков спустился к дежурной части. Напротив аквариума колготился настоящий цыганский табор: горластые золотозубые женщины, чумазые черноглазые детишки. Проходя мимо них, Миха инстинктивно придержал рукой карман.
В дежурке он поинтересовался:
– Чего у вас за представление?
Медведев привстал за пультом, рассматривая сквозь тонированное стекло отчаянно жестикулировавших в фойе цыганок.
– Гаишники в Прудках их барона тормознули. В дугу пьяный рулил. Сотрудников матом обложил, сейчас документируем. А эти, блин, набежали. Откуда только прознали?
– Принципиальные какие сотрудники ГИБДД, – похвалил Миха. – Мало им цыган предложил, что ли?
– Ладно, юморист, со своим разберись сперва, – начальник дежурной смены протянул густо исписанный листок.
– Это всё мне, что ли? – встревожился Маштаков. – Да здесь двадцать адресов. Я до Рождества Христова объезжать их буду.
Майор покосился на вновь замигавшую лампочку вызова.
– Потихоньку уже начинает доставать. Валер! – крикнул он помощнику. – Ответь по «02».
Поднял глаза на оперативника.
– Михаил Николаевич, мне даже неловко такого многоопытного сотрудника инструктировать, но видно, придется. Сколько ты объедешь, мне фиолетово. Мне нужно как минимум три реальных справки. Почему три?
– Знаю, – коротко кивнул Маштаков, – три – это система.
– Приятно иметь дело с профессионалом. Адреса на твой выбор.
– С кем еду?
– С Юрой-бешеным. Без вариантов, – дежурный жестом предупредил возможные возражения.
Оперативник двинул в гараж. Водители и механики, собравшись в круг, что-то бурно обсуждали. Ветеран Палыч, отдавший милиции двадцать два года с хвостиком без учёта срочной службы, завидев Маштакова, воскликнул:
– Михал Николаич, слыхал новость? Бориску Ельцина с должности сняли!
– Кто ж его снимет? Он же – памятник, – ответил Миха цитатой из бессмертных «Джентльменов удачи».
– По всем программам говорили в двенадцать. Ты не смотришь телевизор, что ль? – Живой, с сухим морщинистым лицом Палыч был взбудоражен важным известием, он всегда интересовался политикой.
– Юрец, поехали, покатаемся по городу, – Маштаков шлёпнул водителя дежурной части по плечу.
Усевшись на продавленном жестком сиденье УАЗ-3151, Миха только с третьего раза сумел захлопнуть дверь. В салоне казалось холоднее, чем на улице, изо рта шел пар. Юра завел машину с полтычка и с места ринулся вперед. Часовой, ковырявший валенком снег около КПП, заслышав рёв знакомого двигателя, поспешно отбежал в сторону. Маштаков с интересом покосился на припавшего к баранке водителя, яростно жующего жвачку. Увлеченный процессом, тот даже не поинтересовался направлением их движения.
Миха проложил следующий маршрут.
«Проедем через центр на Малеевку, там в седьмом доме на Сосновой прописан Рубайло. Потом поднимемся по Кирова, заскочим к Митрохину, его подраконим. А уж потом по объездной дотянемся до родимой Эстакады на автосервис к Димке Смоленцеву».
Последнего в списке не было, но Маштаков полагал, что как раз беседа с ним может принести результат. Димке есть что терять, он отошёл от криминала, семью завел, бизнесом занимается. Прошлой весной Миха ему серьезно помог в одной проблеме и теперь надеялся, что с памятью у Смоленцева в порядке.
– Куда едем, товарищ капитан? – спохватился Юра.
Выслушав пояснения Маштакова, водитель понимающе кивнул и врубил сирену. Воспитывать его было бесполезно, на каждый выезд он мчался, будто на пожар, которому присвоен высший ранг сложности. К слову, несколько лет назад Юра поработал водителем в пожарке, но разочаровавшись в огнеборцах, половину своих дежурств мирно спавших в караулке, перевелся в милицию. Светофор у кинотеатра они проскочили на красный. Пересекавшая перекресток по улице Карла Маркса зелёная «Нива» едва успела затормозить, пропуская летящий «УАЗик» с включенным проблесковым маяком.