Эффект пустоты
Шрифт:
Все сбежали?
Если да, то заперли за собою дверь. Она закрыта, плотно закрыта. Осматриваю поверхность — ни щелочки, ни отверстия.
Коридор заполняется дымом. Слышен топот ног. Он приближается.
Еще люди из кафетерия? Они пытаются открыть дверь, но не могут. Она заперта.
— Нам нужно ее взорвать, — говорит один из них. Они кашляют от дыма.
— Может, у кого-то из охранников остался автомат, — предполагает другой, и несколько человек бросаются туда, откуда они пришли, чтобы осмотреть тела.
Добровольцы возвращаются. У одного в руках автомат, и он в неистовстве палит в дверь. Потом целится точнее и стреляет снова и снова, пока, наконец, запорный механизм не разлетается на части.
— Пробуйте! — кричит он.
Другой мужчина толкает дверь. Она поддается, и все проскакивают в проем. Обгоняю их, но коридор вскоре разветвляется, и я не знаю, в какую сторону двигаться. Приходится дожидаться остальных и следовать за ними.
Некоторые падают на ходу.
Несколько человек продолжают идти, кашляя и спотыкаясь в густеющем дыму.
Они достигают последней двери.
Это лифт?
Сделав усилие, они раскрывают створки, но кабины нет.
34
ШЭЙ
КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 20 минут
— Привет, — говорит мама, и я сразу просыпаюсь.
Она стоит в двери, глаза широко открыты. Отчасти мне хочется вскочить и оказаться подальше от Кая, но другая моя часть сопротивляется этому.
Кай коротко сжимает мои плечи и убирает руки.
Он мог бы сказать, что сидел со мной и ждал, пока мама не вернется с работы, чтобы затем уехать домой. Ведь он действительно ждал, а я заснула, и он остался.
Мама ничего не говорит о том, что мы сидели так близко и что уже почти полночь.
Она выходит, когда мы прощаемся.
— Спасибо, что выслушала, Шэй, — говорит Кай. У него теплый взгляд, сейчас в нем больше… не знаю, покоя, что ли, чем раньше. Он наклоняется, кладет мне ладони на плечи, мои руки обвивают его талию. Мгновение мы стоим так, потом он отстраняется и озабоченно хмурится. — Ты позвонишь мне, если…
— Да, — перебиваю я его, не желая тратить эти мгновения на Дункана. — Уверен, что нормально доедешь? Уже так поздно.
Он касается моего подбородка.
— Мне это не помешает. — Улыбается. — Со мною все будет в порядке. Дай мне свой номер, я сообщу, когда доберусь. — Он достает свой телефон и вбивает мой номер.
Наклонившись, быстро целует меня в щеку. Прикосновение легкое, как касание пера. Губы у него мягкие, дыхание теплое, щека немного колючая — на ней тень от щетины. И мне хочется повернуть лицо, запустить пальцы в его волосы и поцеловать Кая, поцеловать по-настоящему. Голова идет кругом, кровь бешено струится по жилам, руки и ноги тяжелеют, и ими трудно пошевелить. Я замираю, и, хотя двигаться не могу, момент восхитителен.
А потом на меня обрушиваются все переживания прошедшего дня. На глаза наворачиваются слезы. Столько всего вместилось в такой короткий отрезок времени, что я чувствую себя старше той девушки, что проснулась вчерашним утром. Его пропавшая сестра; воспоминания, совместная прогулка и восстановление всего увиденного в тот день; обретенная Каем надежда на то, что полиция возобновит поиски. Дункан. То, как Кай бросился меня спасать. И как он не мог остановиться. Его слезы — и мои. Все, что он рассказал мне, держа за руку. Его рука, обнимающая меня, и бьющееся сердце, которое я слушала, засыпая.
И теперь он прощается со мной.
Но Кай не видит слезинки, скатившейся по моей щеке. Он отвернулся и надевает куртку и шлем, чтобы отправиться в путь. Быстро смахиваю ее.
35
КЕЛЛИ
ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ
До начала отсчета 5 минут
Гремит еще один взрыв, долгий, рокочущий.
Теперь он не под нами, а где-то вдалеке, но звуковые волны накатывают одна за другой. Даже громче, чем в первый раз.
Все, за кем я шла, падают на пол. Некоторые зовут на помощь, но кого? Другие рыдают. Остальные лежат тихо и не двигаются.
Лечу вверх по шахте лифта, бросив их внизу. Все выше, выше, и крики несчастных уже не доносятся до меня.
Шахта грохочет от серии взрывов, более слабых.
Когда наконец достигаю верха, вижу кабину, и она преграждает мне дорогу.
Нет! Выпустите меня!
Растекаюсь по дну кабины, по стенам шахты, исследую, ищу…
И нахожу. Щель в стене у дна кабины. Не знаю, была она здесь всегда или появилась от сотрясений, вызванных взрывами.
Но потом снизу раздается шипение. Кажется, сам воздух хватает меня и тащит назад, туда, откуда я пришла, вглубь. Напрасно я шарю руками по стенам — падаю, падаю, пока волна жара не подхватывает меня и не подбрасывает обратно вверх. Огненный шар; стена пламени.
Вся охваченная огнем, снова нахожу щель. Достаточно ли она большая? Становлюсь тоньше и начинаю протискиваться. Вокруг меня языки пламени. Металл коробится; щель становится уже. Втягиваюсь в нее все глубже и глубже. Появляется боль от жара, и она усиливается — боль, как при лечении, неистовая и палящая. Впервые ощущаю боль и вообще хоть что-то с тех пор, как меня лечили.
Я уже выжила в пламени один раз, но что будет теперь, когда я сделалась такой тоненькой? Мне нужно свернуться в шар и вырваться отсюда, быстро, или огонь уничтожит меня.
Мне уже все равно; это лучше, чем оказаться в ловушке под землей.
Но потом я внезапно оказываюсь на свободе. Прошла!
Я… в доме? Нет, в амбаре. Он выглядит, как обычный амбар — из камня и дерева, слегка покосившийся.
Лифт спрятан за тюками соломы; сейчас они пылают, выбрасывая вверх языки пламени.