Егерь: назад в СССР 2
Шрифт:
Семён настороженно следил за Рыжим.
Рыжий выбрался из воды. Расстелил на траве мокрую рубашку. Снял брюки, туфли и носки и разложил рядом. Оставшись в одних трусах, сел на берегу и стал задумчиво смотреть на солнце.
— Рыжий, нам идти надо, — сказал Семён.
Рыжий снова пропустил его слова мимо ушей.
— Ты же не обижаешься на меня? — настойчиво продолжал Семён.
Его всё больше охватывал непонятный страх.
— Ну, нельзя было, чтобы ты закричал, понимаешь?
— Понимаю, — не поворачивая головы,
Это совершенно не успокоило Семёна. Но делать было нечего. Там, в канаве, сгоряча, он убил бы Рыжего, не задумываясь. Да он и убил, только не до конца. Но сейчас Семён с трудом мог даже подумать об этом. Убийцу будут ловить, пока не поймают. И снисхождения не жди. А сейчас оставалась сумасшедшая надежда, что батя Рыжего вытащит их из задницы. Надо только снова наладить нормальные отношения с Рыжим, убедить его, что Семён не хотел ничего плохого.
— Толян, — снова начал Семён, — давай обмозгуем, что делать дальше. Доберёмся до егеря, перекантуемся у него, пока твой отец не вернётся. Потом ты ему позвонишь и скажешь, что попал в беду. Если что — всё будем валить на Михрю. Скажем, что схрон нашли случайно и хотели заявить в милицию, а Михря нас запугал и заставил возить ему оружие. Наше слово против его слова получится. А твой папаша связи подключит.
По лицу Рыжего было не понять — слушает он, или нет. Но Семён заставил себя продолжать.
— Только нам надо вместе держаться! Понимаешь, Толян? И говорить одно и то же. Всё на Михрю свалим, а сами выскочим. А Михря сам виноват — нечего было нас ментам сдавать!
— Понимаю, — равнодушно ответил Рыжий.
— Вот и хорошо! — обрадованно подхватил Семён. — А сейчас пойдём, Толян! Пожалуйста! Дотопаем до остановки, сядем на автобус и мигом доедем! Жрать охота!
Рыжий кивнул, поднялся с травы и стал натягивать подсохшие штаны.
Фух, чёрт!
Обрадованный Семён тоже вскочил и принялся одеваться.
Трифон поставил деревянное корытце на чурбак. Сунул в него пучок мяты, высыпал две пригоршни сухой дубовой коры и взял сечку. Любопытная синица подлетела совсем близко. Села на край корыта и, наклонив голову, стала разглядывать Трифона блестящим глазом.
Трифон улыбнулся в бороду. Вытащил из кармана горсть хлебных крошек и протянул их птице. Синица, не раздумывая, вспорхнула прямо на покрытую мозолями ладонь. Трифон пару минут любовался птицей, потом осторожно ссыпал крошки на соседний чурбак. Понятливая синица сама перепорхнула вслед за едой.
Поглядывая на птицу, Трифон принялся привычно мельчить сечкой траву в корытце. Работа была несложная, но нудная. Мяту надо было изрубить так, чтобы она дала сок, а кору — растолочь в порошок.
Сечка ритмично и глухо постукивала о дно корыта. Синица спокойно клевала хлебные крошки, изредка расправляя пёстрые крылья и что-то щебеча.
Изрубив траву и кору как можно мельче, Трифон аккуратно вытер лезвие сечки о край корыта, отложил её в сторону и спустился в землянку. Через минуту показался снова, держа в руке гладкий продолговатый камень, который заменял ему пест. Этим камнем Трифон принялся растирать содержимое корыта, превращая его в однородную массу. Затем отложил камень, снова спустился в землянку, вынес кастрюлю кипящей воды и вылил кипяток в корыто.
Всё то же самое можно было проделать и в землянке, но Трифон больше любил работать на свежем воздухе. Только плохая погода могла загнать его под крышу.
Пока смесь в корыте остывала, Трифон, не теряя времени, расколол несколько валявшихся тут же чурбаков. Он никогда не позволял себе сидеть без работы, даже самое короткое время. Стоит поддаться безделью — и в голову тут же лезут непрошеные горькие мысли. Попробуй, прогони их потом!
Когда вода остыла, Трифон осторожно слил зелёный отвар через край корыта. Оставшуюся буро-зелёную массу отжал и положил в тень на большой чистый лист берёзовой коры.
Затем взглянул на солнце. Время перевалило за полдень. Скоро должен был появиться Фёдор Игнатьевич. Мазь для его жены готова. Если будет мазать ноги каждый вечер — отёки постепенно спадут, ступни перестанут раздуваться. Но сердце ей, всё же, надо проверить. Трифон зарубил себе ещё раз напомнить об этом Фёдору Игнатьевичу.
А пока есть немножко свободного времени, можно заняться подарком для сына.
Трифон снова спустился в землянку и вышел, держа в руках двухмачтовый деревянный парусник. Он делал его давно, не спеша. Выстругивал мачты и реи, ровнял их. Из подола старой рубашки аккуратно выреза паруса. Такелаж свил из толстых хлопчатобумажных ниток.
Трифон присел на чурбак и припасённым стёклышком принялся полировать изящный корпус парусника.
Он решил передать подарок через Фёдора Игнатьевича. Если черёмуховский председатель завтра отвезёт его на почту — парусник попадёт к сыну вовремя, как раз ко дню рождения.
Десять лет. Десять лет исполняется Алёше в этом году. И пять лет, как Трифон не видел сына.
Сердце болезненно сжалось. Во рту появился горький привкус, и Трифон скривился. Сколько ни горюй — нечего не изменить. Случилось то, что должно было случиться.
Семь лет назад уже немолодой врач открыл в себе талант диагноста. Поначалу это вовсе не выглядело волшебством. Трифон Алексеевич не ставил диагноз с первого взгляда. Он подолгу изучал анализы, в сложных случаях назначал пациенту дополнительные обследования.
Но в конце концов, всегда оказывался прав.
Постепенно верные диагнозы давались всё легче. По едва уловимым симптомам он определял, какая именно болезнь подтачивает силы пациента. Более того — зачастую он сразу знал, что нужно делать, чтобы болезнь отступила.