Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Элгуд Персиваль

Тебе что за дело?» Возможно, она сказала бы что-то еще, если бы певица из Аргоса не начала петь гимн в честь Адониса. Если в словах певицы отразилось общественное мнение того времени, то в тщеславии Филадельфа нет ничего удивительного – еще ни один смертный при жизни не удостаивался такой сладкой лести. «Мне ты сделал добро, Птолемей, – говорит Горго [16] , – с той поры, как родитель / Твой сопричислен к богам!» Затем она прошептала на ухо подруге: «Ах, Праксиноя, подумай, не прелесть ли женщина эта? / Знает, счастливица, много и голосом сладким владеет». Торжество завершилось, но дамам еще было на что поглазеть, и они потеряли счет времени.

16

В переводе идиллии на русский язык эти слова принадлежат опять же Праксиное. Следует также отметить, что разговор между двумя кумушками разворачивался, судя по переводу М. Е. Грабарь-Пассек, в несколько иной последовательности, чем та, в которой автор данной книги приводит цитаты из идиллии. (Примеч. пер.)

Внезапно Горго заметила, что время обеда уже прошло, и неожиданно осознала, что муж ждет ее возвращения. «Он и всегда-то как уксус, – отметила она, – а голоден – лучше не трогай». Собравшись уходить, дамы обернулись в сторону царского дворца и прокричали: «Радуйся, милый Адонис, и к нам возвращайся на радость!»

Это было последнее из дорогостоящих торжеств, проведенных при жизни Арсинои, разделявшей нелюбовь отца к показушничеству и его уверенность в том, что доходы государства можно потратить на что-то более подходящее, чем бесполезные праздники и процессии. Брат и сестра поспорили по этому поводу, но Арсиноя вышла из этого спора победительницей, и Филадельфу пришлось подчиниться, хотя он наверняка был этим крайне недоволен. Убедить царя в необходимости экономить было нелегко – он считал взгляды, которых придерживался его отец, старомодными и превратно толковал причины, заставлявшие сестру гордиться ими. Главной целью правителя, по его мнению, было увеличение популярности, а основной задачей – устроение пышных и радующих глаз зрелищ. Организованные им празднества ошеломляли зрителей и стали его настоящим триумфом – никогда прежде Филадельф не чувствовал себя царем в больше степени, чем тогда, когда играл роль Адониса, и он надеялся, что александрийцы разделяют это его ощущение. Но переубедить Арсиною было невозможно: доходы Египта не были неиссякаемыми, и суммы, потраченной на одно торжество, было бы достаточно, чтобы удвоить численность армии или в четыре раза увеличить количество кораблей в составе флота.

Арсиноя понимала: если границы Египта, нуждавшегося в новых рынках, расширятся, то потребуется большее число людей и кораблей. Первый представитель династии Птолемеев присоединил к своим владениям Кирену, Финикию, Келесирию и Киклады, и царица убеждала брата в необходимости захватить западное побережье Красного моря и пройти дальше – во внутренние районы. Этот поход позволил бы лишить державу Селевкидов контроля над торговлей с Востоком. До этого времени никто не был в силах нарушить данную монополию: караваны из Индии отправлялись в Дамаск через Вавилон, а арабы добирались туда же через Петру и Иерусалим. Появление безопасных гаваней в Красном море и дорог, соединяющих порты выгрузки с Нилом, могло убедить торговцев предпочесть длительным караванным перегонам более дешевый и быстрый морской путь. Затем Александрия должна была заменить Дамаск в роли центра, из которого восточные торговцы станут разъезжаться в нужных им направлениях, что позволит египетской казне значительно обогатиться за счет транзитных пошлин.

Новых доходов должно было хватить для того, чтобы содержать эскадры и гарнизоны, необходимые для удержания береговой линии, а экономия могла покрыть стоимость развития захваченных территорий. Для того чтобы объяснить на Востоке преимущество морского транспорта над наземным, Филадельф отправил Дионисия в очень опасное путешествие. Тот должен был добраться до Черного моря, обогнуть расположенное с ним по соседству Каспийское и, двигаясь по следам Александра, попасть к Инду. Кроме того, царь приказал ему узнать у индийских князей, смогут ли они продать Египту боевых слонов. В долине Нила не было ни одного подобного животного, а победа Селевка в битве при Ипсе убедительно доказала, что слоны способны сыграть важную роль в победе в бою. Вряд ли Дионисию удалось бы достичь успеха на этом поприще – индийские правители соблюдали непонятную верность Селевкидам, которые были последними из всех соседей Птолемея, кто согласился бы протянуть ему руку помощи.

К счастью, Индия была не единственной страной, на которую мог обратить взор правитель Египта, отправивший экспедиции на поиски новых «охотничьих угодий». Пока предводитель первой из них, Аристон, изучал берег Аравийского полуострова, проплыв через Красное море в Баб-эль-Мандебский пролив, лидер второй, Сатир, исследовал африканское побережье в поисках мест для стоянок на якоре, размещения гарнизонов и строительства дорог, изучал существующие порты и участки, где можно построить новые. Потом усталые странники, ковылявшие по пустыне, благодарили Филадельфа за его предусмотрительность. Одним из них стал Сотерик, отвечавший за добычу мрамора и его доставку из холмистой местности неподалеку от Коптоса, который вырезал на камне свою «благодарность Пану, хранителю хорошей дороги, и всем другим богам», а вторым – Пергай, сын Аполлония, также поблагодаривший этого бога за спасение от падальщиков.

Таким образом Герополис у входа в Суэцкий залив стал Арсиноей, самым северным портом в Красном море. На юге корабли могли остановиться в Куссейре, Миос-Гормосе и Беренике Золотой (Суакин). Между этими портами располагалась местность, получившая название Троглодитика, в которой жили загадочные народы, называвшиеся ихтиофагами («поедателями рыб»), хелонофагами («поедателями черепах»), ризофагами («поедателями корней»), спермофагами («поедателями семян»), цинамологами («доильщиками самок»), элефантофагами («поедателями слонов»), и струтофагами («поедателями птиц»). К югу от этого недружелюбного берега обитали дикие лесные и болотные звери – носороги и слоны, львы и леопарды, жирафы и бизоны. Но Троглодитика настораживала, и Филадельфу пришлось установить свой район охоты в Птолемаиде, расположенной на 17-м градусе северной широты.

Захваченный перспективой получить слонов и охваченный тщеславием, Филадельф стал говорить, что лично поведет армию на завоевание Эфиопии. Но это было лишь пустой болтовней, ибо Филадельф предпочитал вести войну через доверенных лиц. Вполне вероятно, что во время этого похода он добрался до Первого порога Нила, так как по его приказу на острове Филэ был отремонтирован храм Исиды, но вряд ли царь двинулся дальше. Негостеприимная Нубия не могла привлечь правителя, на протяжении всей своей жизни предпочитавшего дворец военному лагерю, а кровать – бивачному расположению. Филадельфа и правда интересовала больше организация похода, чем его проведение, и он много сил вложил в перевозку грузов от Красного моря к Нилу. Поход получился коротким, но очень трудным. На протяжении двенадцати дней люди продвигались по пустыне, полностью лишенной растительности, где в достатке водились только полезные ископаемые и драгоценные камни. Дорога в Коптос предназначалась для доставки золота, изумрудов и порфирита, добытых на рудниках и каменоломнях. Но за пределами этих рассредоточенных поселений в пустыне не было ни малейших признаков жизни.

Для того чтобы облегчить путешествие караванам, которые, как планировал Филадельф, должны будут двигаться туда и обратно по этой местности, лишенной растительности и воды, он приказал разбить четыре постоянные стоянки и выкопать глубокие колодцы. Затем он с огромным энтузиазмом взялся за выполнение второй задачи – вербовку новых наемников для службы в районе Красного моря и корабелов для строительства второго флота. Добровольцы откликались довольно охотно. Египетский царь пользовался репутацией «лучшего из работодателей для свободного человека», и Феокрит искренне советовал молодым и смелым людям отправиться в Египет. Так Филадельф превратился из ленивого и бесполезного царевича в жесткого правителя и любителя интриг. Этот период стал поворотным в его жизни. Филадельф отказался от легкомысленных порывов и с тех пор посвятил себя делу, которым должен заниматься хороший царь, – заботе о своей стране.

Не успело завершиться сооружение сети дорог в пустыне, как Филадельф потерял к нему интерес. В лучшем случае она превращала короткий караванный маршрут в более длинный, и правителю хватило ума понять, что в подобных условиях торговцы вряд ли захотят отказаться от пути, верой и правдой служившего им на протяжении столетий. Планы правителя изменились. Он все еще собирался убедить восточных торговцев в том, что Александрия – более подходящий для них перевалочный пункт, чем Дамаск, но стал думать, как объединить Средиземное и Красное моря с помощью Нила.

Это была неплохая, но не новая идея. Реализовать ее, вероятно, пытался представитель XIX династии Сети [17] , а Нехо (XXVI династия) и персидский царь Дарий, несомненно, хотели соединить эти два моря с помощью канала, который вытекал бы из большого озера, питаемого Нилом и расположенного неподалеку от Бубастиса (современный Заказик), пересекал бы местность Гошен и заканчивался бы в районе древнего Патума, построенного на южной оконечности Горьких озер. Но ни Нехо, ни Дарий не сумели выполнить эту задачу. Первый, прислушавшись к словам оракула о том, что помогает варварам, трусливо забросил ее выполнение; второй, которому сообщили, что уровень Красного моря выше, чем тот, где находится местность Гошен, остановил работы, ограничившись тем, что сообщил потомкам о своем намерении. «Я перс Дарий, – говорится в надписи на стеле, установленной рядом с местом проведения работ, – Египет завоевал, постановил этот канал прорыть. Затем я прокричал: «Иди, уничтожь половину его», ибо такова была моя воля» [18] .

17

Рельеф на северной стене Большого гипостильного зала в Карнаке, на котором этот фараон изображен получающим поздравления от подданных на берегу канала. (Примеч. авт.)

18

Русскоязычный перевод текста этой стелы выглядит несколько иначе: «Я перс из Персии… Египет завоевал, постановил этот канал прорыть из реки по названию Пирава [то есть Нил], которая в Египте течет, до моря, которое из Персии идет. Затем этот канал был прорыт так, как я постановил, и корабли пошли по этому каналу из Египта в Персию так, как моя воля была». Таким образом, Дарий I завершил работы по строительству канала, начатые Нехо (Авдиев В. И. История Древнего Востока. М., 1970. С. 493–494). (Примеч. пер.)