Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Элгуд Персиваль

Однако гостеприимство Птолемея имело и обратную сторону. Современники негативно относились к свойственной ему любви к хвастовству и показушничеству. В частности, столовой посуды было так мало, что главный управляющий дворцовым хозяйством был вынужден брать тарелки и чаши на время у своих друзей. При дворе Птолемея не проходили такие обеды, как тот, что устраивал молодой македонянин Каран накануне своей свадьбы, во время которого гости на память получали прекрасные серебряные чаши и золотые венки и ели гусятину, крольчатину, куропаток и горлиц, а также целого жареного кабана и множество сладостей. Своим гостям царь предлагал миску чечевицы и блюдо с рубцом, «тушенным в уксусе». Запивать эти кушанья предполагалось местным вином, а приправой к ним служила душевная беседа. Евклид, приглашенный принять участие в одной из подобных трапез, на заданный ему вопрос о самом коротком пути к освоению математики ответил: «К геометрии нет царской дороги».

Из всех ученых, приезжавших в Александрию по приглашению Птолемея, нам больше всего известно именно о Евклиде. Этот поистине гениальный человек был уникальным. Возможно, его предшественники наметили ему путь, но их логика была не столь безупречной, а сделанные ими обобщения – менее точными. Следующими по заслугам можно считать двух лекарей – Герофила из Халкидона и Эразистрата с острова Кос. Доктринерству Герофил предпочитал наблюдения, а эмпирическому пути – опыт. Исследования этого первого врача, начавшего изучать анатомию, были посвящены мозгу, нервной системе, печени и легким. Эразистрат продолжил исследования Герофила, выяснив истинные функции мозга, подчеркнув важную роль нервной системы и подвергнув осмеянию принятую в то время практику кровопусканий.

Вместе с тем ни в одном из сочинений античных авторов не говорится о присутствии за столом Птолемея хотя бы одного египтянина. Царь, судя по всему, избегал египетских жрецов, некогда считавшихся главными хранителями знаний, хотя Манефон, египтянин, знавший греческий язык и служивший жрецом в Гелиополе, написал «Историю Египта», посвященную им времени правления в этой стране фараонов.

Застолья и развлечения не могли сделать Александрию главным центром привлечения интеллектуальных ресурсов. Птолемей понимал: если он хочет этого, то должен создать дом для носителей культуры и знаний, а затем обеспечить его материальную поддержку. Эта задача была для него слишком сложной, и он решил найти грека, который смог бы руководить ее выполнением. Идеальным кандидатом на то, чтобы сыграть эту роль, являлся Деметрий Фалерский, философ, управленец, писатель и оратор, некогда бывший наместником Кассандра в Афинах. В сфере ораторского мастерства Деметрий, отличавшийся изысканной манерой выражаться и умением использовать метафоры и аллегории, на голову превосходил многих своих современников. Он обладал энциклопедическими знаниями в области философии и литературы. Не было ничего, что у Деметрия не получилось бы, а его эрудиция потрясала как тех, кто его слушал, так и тех, кто читал его произведения.

Птолемей с благодарностью принял совет Деметрия, предложившего ему построить в Александрии Академию или храм муз. В результате рядом с дворцом выросло весьма внушительное здание Мусейона. Пройдя через прекрасный двор, закрытый от солнца благодаря посаженным в нем деревьям и обрамленный изящной крытой галереей, посетитель попадал в обширный зал с высоким потолком, разделенный на небольшие отсеки, в которых учителя могли что-то рассказывать, а ученики – слушать их. Учителя и ученики питались за счет дворца, дискутировали, прогуливались по галерее или обдумывали в ней что-то. В Мусейоне существовали правила, по которым определялось старшинство, а возглавлял его человек, называвшийся жрецом муз. Эта задумка, дань уважения, которое Птолемей испытывал в отношении культуры, была весьма амбициозной.

Незадолго до своего 80-летия царь стал задумываться о престолонаследии. После себя он оставлял наследство, способное стать лакомым кусочком для любого царевича, – централизованное процветающее царство, где не происходили волнения и жили мирные и трудолюбивые люди. Претендовать на трон могли два сына Птолемея, носившие такое же имя: сын Эвридики по прозвищу Керавн («Молния») и сын Береники, которого впоследствии станут называть Филадельфом. Отец никак не мог решить, кого из этих двоих ему следует сделать своим наследником. В целом первый из двух сыновей Птолемея обладал более весомым правом на престол. Законность его рождения не оспаривалась, а его матерью была сестра Кассандра, ставшего царем Македонии. К тому же он был старшим из двух братьев. Но этот юноша был подвержен страстям и отличался злопамятностью, принимал весьма сомнительные решения и не считался человеком осмотрительным. Филадельф же унаследовал от матери ровный характер, а от отца – здравый смысл, из-за чего Птолемей полагал, что младший сын будет держать бразды правления более уверенно. В то же время он сомневался, что македонские солдаты, за которыми оставалось последнее слово, одобрят выбор, нарушающий право первородства. Это приводило его в замешательство, и он обратился за советом к Деметрию Фалерскому.

В душе Деметрий соглашался со словами Аристотеля о том, что власть станет разумной лишь в том случае, когда «цари начнут философствовать, а философы станут царями». Но так как в этом несовершенном мире невозможно было удостовериться в правдивости данной гипотезы, он полагал, что первородство является более весомым аргументом для того, чтобы занять трон, чем внешний вид и манеры. В итоге совет, который он дал Птолемею, звучал совсем не так, как тот хотел услышать. Деметрий одобрил его решение отречься от престола, но попросил его выбрать Керавна. Благодаря своей эрудированности он проиллюстрировал совет цитатами из различных произведений, согласно которым игнорирование прав старшего наследника может повлечь за собой различные бедствия.

Тогда Птолемей прислушался к другим советчикам. Придворные, не желавшие служить жестокому Керавну, вежливо попросили царя вспомнить примеры из жизни богов. «Разве сам Зевс, – спрашивали они, – не был младшим сыном Кроноса?» Намек был понят, и македонские солдаты признали сына Береники своим будущим правителем.

В итоге в 285 г. до н. э. Птолемей покинул трон, со свойственной ему скромностью объявив, что «быть отцом царя лучше, чем владеть самому любым царством». Он лишил себя даже привилегий, связанных с царской властью. Избавившись от них, он стал одним из дворцовых телохранителей, превратился в скромного солдата, приветствовавшего и провожавшего своего сына, ставшего царем.

Глава 3

Птолемей Филадельф

285-47 гг. до н. э.

Филадельф [12] , сын Птолемея Сотера и его жены Береники, родился под счастливой звездой. В возрасте двадцати пяти лет он оказался на троне, его право на который не оспаривали другие претенденты, и наслаждался наследством, свободным от каких-либо обязательств. Но это было не единственным, в чем ему повезло. Филадельф был молод, здоров и обаятелен, обладал приятной внешностью и прекрасными манерами. Но все эти качества не способны облегчить жизнь правителя, если, конечно, не сочетаются с такими важными для него чертами, как здравомыслие и сильный характер, которыми Птолемей Филадельф вряд ли обладал в первые годы своего царствования. Полностью поглощенный стремлением доставлять удовольствие и получать его, молодой царь отлынивал от исполнения более важных обязанностей. Возможно, причиной тому был не только он сам – окружение, в котором он провел первые годы своей жизни, было способно погубить любого. Рожденный зимой 309/308 г. до н. э. на острове Кос, он провел детство в окружении целой толпы обожавших его женщин.

12

Современники называли его просто «Птолемеем, сыном Птолемея». Прозвище Филадельф принадлежит скорее его сестре и второй жене Арсиное II. (Примеч. авт.)

Когда любимая жена Птолемея Береника родила сына, сам царь на это никак не отреагировал. Новорожденный был всего лишь одним из многочисленных детей, как законнорожденных, так и побочных, претендовавших на то, чтобы называться его отпрысками, и Птолемей не обращал внимания на росших во дворце малышей. Но до правителя Египта быстро дошли слухи, и он приказал жене вернуться в Египет и привезти ребенка, но было уже слишком поздно. В Александрии младенец превратился в эгоистичного капризного мальчика, и Птолемей, решив, что лучше всего характер сына исправит учеба, стал подбирать ему наставника.

Недостатка в кандидатах не было – свои услуги поспешили предложить практически все обитатели Мусейона, и Птолемей, рассматривая список претендентов, должно быть, оказался в замешательстве. С одной стороны, он должен был определить, кто из них более достоин обучать царевича, а с другой – понять, кому ему следует доверить это дело – философу, поэту или филологу. Следуя сложившейся в Македонии традиции, он должен был выбрать первого, но личные пристрастия вынуждали его остановиться на втором. Раньше Птолемей не медлил бы, но теперь он стал царем и лишился части своей уверенности. Философы отказались от слепого следования максимам Аристотеля. Сложилась новая школа, представители которой сомневались в божественности права на престол, в существовании людей, превосходящих в чем-то остальных. Тогда, доверившись своей интуиции, Птолемей выбрал Стратона из Лампаска и Филита Косского, которые должны были учить мальчика вместе. Но наставники были не способны что-либо изменить. Первый был врачом, а к науке Птолемей питал настоящую слабость. Грамматик Фи-лит был настолько немощным, что везде носил с собой груз, не позволявший ветру поднять его на воздух.