Египет великих фараонов. История и легенда
Шрифт:
К сожалению, К. Жак не свободен от идеализации своих «героев», порой далее безудержной. Иконописно выглядят цари Раннего царства, жестоко подавлявшие восстания в Дельте. Кстати, большинство египтологов отождествляют с Менесом — первым летописным царем — Хора Бойца (Хор Аха), а не Нармера.
Темна история прихода к власти Джосера; не исключено, что он «помог» своему предшественнику на троне переселиться в царство мертвых. У К. Жака Джосер — мудрец, миротворец, создатель ступенчатой пирамиды наряду с Имхотепом, благодетель народа, впавший в отчаяние из за постигшего страну голода.
Снофру, об активной внешней политике (отнюдь не мирного характера!) которого известно достаточно много, — «добрый царь» и великий строитель.
Так же «реабилитируются» Хуфу, Хафра и Менкаура, якобы оклеветанные античной традицией. Но
Уже от современных ученых К. Жак спасает имя Аменхотепа III — «глубоко верующего» и «духовного» человека (глава XIII). Не без резона автор заявляет, что вокруг Эхнатона распускают сплетни (глава XIV). Похоже, сам он не является поклонником последнего, но склонен «смягчать» образ и этого властного фараона, враги которого подлежали безжалостному уничтожению «огнем и мечом».
Идеализация пронизывает и представления К. Жака о египетском общество. По его мнению, крестьяне в древности были менее несчастны, чем современные феллахи, так как государство помогало им в случае наводнения или недостаточно высокого разлива Нила. Общество якобы являлось мягким (даже «очень мягким») социальным организмом, без непроходимых барьеров между слоями (глава V). Чужеземцы, «даже те, кого называл. «рабы», легко освобождались, женясь на египтянках, меняя имена на египетские и добиваясь должностей» (глава XIII). Увы, скорее наоборот, это было общество с жесткой структурой. Добиться «степеней известных» мог только человек образованный, поэтому простолюдину было нелегко сделать успешную карьеру. Что касается чужеземцев, действительно, в эпоху Нового царства путь наверх для них не был абсолютно закрыт, но продвинуться по служебной лестнице мог скорее какой-нибудь воин, царский телохранитель, чем тот, кого обозначили в текстах словом «раб». В женском доме царя вместе с детьми фараона воспитывались сыновья царьков из городов Восточного Средиземноморья. Из них вырастали верные Египту наследники тронов отцов, но, возможно, кто-то навсегда оставался в долине Нила и получал должность от своего товарища по играм, ставшего «владыкой Обеих земель».
Пожалуй, К. Жак порой слишком эмоционален при описании древнеегипетских памятников и его «заносит» в заоблачные мистические дали, однако видевшие воочию, например, архитектурный ансамбль со ступенчатой пирамидой Джосера в Саккаре или прошедшие через гипостпльный зал Карнакского храма поймут автора и удивятся сходству своих впечатлений с прочитанным. Происходит так потому, что наша цивилизация тысячами нитей связана с культурой древнего Египта. Эта мысль К. Жака, в русской историографии яснее всего выраженная Б. А. Тураевым в начале XX в., представляется мне важнейшей.
Женщины на престоле Египта
…[у египтян] царица имеет больше власти, и получает больше почестей, чем царь. Диодор. Историческая библиотека. I, 27
Книга К. Жака посвящена его дочери, и, возможно, не случайно автор, уловивший модные в современной египтологии тенденции, обращает внимание читателей на матерей и жен великих фараонов, а две отдельные главы посвящает царицам, правившими страной единолично, — Хатшепсут и Клеопатре. Однако «владычицы Обеих земель» заслуживают большего, поэтому рискнем потревожить их прах, коснувшись некоторых аспектов этой обширной темы, интересующей, как мы надеемся, не только женщин.
Еще в 1908 г. во введении к книге Дж. Баттлс «Царицы Египта» Гастон Масперо, как истинный француз, удивлялся, что никто из множества людей, путешествовавших по долине Нала, не обратился к этой теме. Другой египтолог, К. Блескер, почти через 50 лет (в 1959 г.) квалифицировал как курьезный тот факт, что египтологи не уделяют внимания супруге фараона. По его мнению, «мужское самодовольство» не позволяло им поднять очевидный и «чрезвычайно интересный» вопрос о том, какова была роль женщины, сидевшей на троне рядом с царем.
В настоящее время эта проблема разрабатывается в историографии весьма активно, и —
Разумеется, прежде всего интересны свидетельства о женщинах-фараонах. Царствующая женщина — насколько такое явление было уникальным для древнего мира? Известны две царицы VII в. (Сондок и Чиндок), правившие корейским государством Сияла. По мнению некоторых исследователей, во главе критского государства стояла жрица. Верховные жрицы бога Луны занимали высокое положенно в храмовой иерархии Ура конца III — начала II тысячелетия до н. э. в Месопотамии[148]. Похоже, по женской линии передавалось право на престол в шаиьском Китае (XVI–XI вв. до н. э.). Так называемые «Завещание Хаттусили» (XVII л. до н. э.) и «Указ Теленину» (XVI в. до в. э.) показывают нам внутриполитическую борьбу в Хеттском царстве за новый порядок наследования трона (от отца к сыну, а не по женской линии через сестру царя). Особым почитанием пользовалась мать цари (кандака) в древнем Мероэ.
На протяжении всей древнеегипетской истории положение женщин вообще (а не только цариц) было в целом значительно лучше, чем во всех перечисленных регионах, поэтому женщины-фараоны не должны нас удивлять. С определенной долей уверенности можно говорить о правлении четырех цариц: Нейтикерт (Нитокрис, Нитокрида античных авторов, VI династия), Нефрусобек (XII династия), Хатшепсут (XVIII) и Таусерт (ХIХ).
Согласно «Египетекому логосу» Геродота (История, II. 100). на троне довелось посидеть одной Нейтикерт, причем власть ей передали египтяне, убившие ее брата. Список Мянефона включает пять цариц (кроме вышеназванных он упоминает еще одну царицу XVIII династии — дочь царя Хора Акенхерес). Знаментельно, что и Диодор (Историческая библиотека, I, 44), основываясь на «священных египетских книгах» и труде греческого логографа VI в до н. э. Гекатея Милетского, т е, вероятно, независимо от Манефона, указывает такое же общее количество цариц — пять, к сожалению не перечисляя их по именам.
Четыре или пять совсем немного, «капля в море» по сравнению с 350 фараонами-мужчинами. Да и правления цариц, за исключением Хатшепсут, были малозначительны… Любопытно узнать, как относились к женским царствованиям сами древние египтяне? Было ли это явление просто редким, а потому и удивительным феноменом, вроде дождя — «непорядка на небе», или оно воспринималось как нечто неблагоприятное, грозящее дурными последствиями для страны? Последнее весьма вероятно.
Бросается в глаза следующая закономерность: три царицы из четырех (еще раз с удовольствием исключаем Хатшепсут) получают трон в периоды упадка: Нейтикерт — последняя в списке фараонов VI династии, Нефрусебек — XII, а Таусерт — XIX! Более того, первая и вторая из них стоят на пороге гибели Древнего и Среднего царств. Странно, но женщин допускают к престолу только тогда, когда положение государства становилось совершенно безнадежным и фараоновская власть ослабевала под напором сил децентрализации…
Показательно, что в Абидосском и Карнакском списках владык Египта имена цариц опущены. Возможно, этим и объясняется свидетельство Геродота об одной единственной царице: он не ошибся, а передал доступную ему местную традицию.
Однако — и это очень существенно — египтяне не задумывались над каким-либо оправданием женского царствования. Правящая царица не нуждалась в особой легитимизации ее власти (это подчеркивают египтологи-мужчины — Э. Отто и В. Барта). Получая должность, которая все-таки считалась мужской, царица должна была исполнять мужскую роль. Поэтому даже могущественная Хатшепсут изображается с атрибутами царя, не исключая накладной бородки. Красноречиво ее желание быть похороненной достойно фараона — когда она получила престол, приготовленная для нее гробница в Долине цариц была оставлена. Появление именно при ней изображений древнего мифа о рождении фараона от союза бога и царицы (рельефы храма в Дейр эль-Бахри) соблазнительно связать со стремлением Хатшепсут подтвердить свои права на трон, но ведь препятствием для Хатшепсут была отнюдь не принадлежность ее к женскому полу, а существование юного, рвущегося к власти Тутмоса III.