Его дерзкая девочка
Шрифт:
Ну, я все.
Я снова начала рыдать. Только теперь сквозь смех и улыбку. С головой накрыло тепло и небывалая нежность, которая легла на плечи, как сильная папина рука, надежно укрывая от всех дурацких, глупых детских обид и недопониманий. Если любить, то только так. До безумия в самом прекрасном смысле этого слова.
— Бли-и-ин, — шмыгнула я носом, уставившись восхищенным взглядом на отца, — какие вы классные, пап!
— Помнится, мы даже попытались с Анжелой ходить на свидания, чтобы вроде бы все было по правилам, но нам это быстро надоело. Нам было хорошо друг с другом и без этих
— Медовый месяц с трехлетним ребенком? Бедные… — сочувственно протянула я, хитро улыбаясь.
— Ты удивительно скрашивала унылое валяние на пляже своим постоянным «идем купаса», Златунь.
— Искренне прошу прощение за все обломы, папуль!
Папа разулыбался, помахал головой и засмеялся, по-доброму приговаривая:
— Дурочка моя.
Мы на какое-то время замолчали. Слушали уютную тишину и шелест деревьев за окном, просто сидя в обнимку в пустой гостиной.
Словами не описать, как правильно я ощущала себя в этом моменте. Просто живой! Сбросившей с себя весь груз обид, и впервые за последние дни вдохнув полной грудью.
Молчали, пока первым снова не заговорил папа да задал такой вопрос, что я сначала растерялась:
— Ну что, теперь, наверное, твоя очередь рассказывать, малышка?
— Что рассказывать?
— Ну, например, как скоро мы с мамой станем счастливыми дедулей и бабулей?
А вот тут я опешила. Уставилась большими от удивления глазами на улыбающегося отца и даже пикнуть не могла от неожиданности…
И что теперь говорить? Видимо, папуля прав, и пришло мое время и время нашей с Тимом истории…
Пока Злата с Романом разговаривали, я устроился на крыльце у дома. Мыслей в голове не было совершенно никаких. Я максимально отключился от всего происходящего, просто ловя момент.
Сколько прошло времени, я даже не представляю. А засмотревшись на водную гладь озера, не сразу слышу за спиной чьи-то легкие шаги. Понимаю, что кто-то вышел на крыльцо, уже только тогда, когда на плечи ложатся ладошки Златы. В том, что это она, ни капли не сомневаюсь.
Потом ее руки обнимают за шею, а губы целуют в колючую щеку.
— Соскучился? — проникновенный шепот на ушко.
— Думал, вы про меня тут уже забыли, — посмеиваюсь, оборачиваясь. — Как все прошло? — спрашиваю, тут же откидывая в сторону весь задор. Хотя, судя по горящему взгляду янтарных глаз и улыбке Златы, — более чем прекрасно.
— Почти безболезненно, правда, слез было много, — обойдя меня, присела ко мне на колени девушка.
— Тебе нельзя лишний раз волноваться, помнишь? — укладываю ладошку на живот Златы.
— Помню. И да, папа знает, что мы вместе и что я в замечательном положении.
— Серьезно? Ты решилась рассказать? —
Злата пожимает плечами, накрывая мою ладонь своей.
— Они с мамой сами догадались, и папа просто спросил прямо, в лоб. Я отнекиваться не стала, да и зачем? Скоро станет виден живот, и… нам всем придется начать готовиться к появлению карапуза.
Мне кажется, или в тоне принцессы проскочила грусть? Если да, то мне это категорически не нравится!
— Все будет хорошо, малышка, — обхватываю пальцами Злату за подбородок, заставляя посмотреть на меня. — Обещаю!
— Знаю. Нет, даже не так. Я уверена! По-другому рядом с вами и быть не может.
Вернувшись в дом, мы дружной компанией устраиваемся на кухне с чаем. Роман Георгиевич после разговора с дочерью не то, что приободрился, а вообще снова стал собой. Улыбался, травил шуточки, рассказывал истории из Златкиного детства, заставляя дочь постоянно краснеть и смущаться, и просто ожил, что не могло не радовать. Хотя до последнего меня не покидало ощущение, что его все еще что-то гложет. Дочь, может быть, ему обвести вокруг пальца и удалось, однако я хорошо помнил его обеспокоенное «… лучше лишний раз никуда не выезжайте… мало ли…».
Задержавшись у нас до вечера, пообещав завтра нас встретить по возвращении в город, Золотарев старший засобирался домой. К жене.
Златка осталось убирать со стола, а я решил проводить Романа до его машины. Чувствовалась, что нам нужно поговорить и не только по поводу ребенка, которого мы со Златкой ждем, но и вопрос с Мартынцевым и Кучером висел в воздухе, омрачая радость от примирения.
— Тим, — затормозил уже у машины будущий, надеюсь, тесть, разворачиваясь, — я не буду долго разглагольствовать на тему: моя дочь — самое дорогое, что у меня есть, ты это и так знаешь.
Я кивнул:
— Ни капли не сомневаюсь, Роман Георгиевич.
— Златка, может, у меня вредная, своенравная, и иногда умеет быть до ужаса капризной, но думаю, ты это и сам прекрасно понимаешь, и если ты не уверен в своих чувствах к моей дочери, лучше сотню раз подумай, прежде чем делать следующий шаг. Не обманывай ее, если у тебя нет серьезных намерений и планов на будущее. Не переживай, ребенка воспитаем в любом случае…
— Я не откажусь от нашего малыш! — перебил я, не дав договорить, — и не начинайте эту тему. Мы с принцессой уже ее прошли давным-давно. Я люблю вашу дочь, Роман Георгиевич, — упер я руки в бока, прямо встречая оценивающий взгляд Золотарева старшего, — и я уверен, что это взаимно. Все только вопрос времени.
Уж не знаю, чем его так повеселила последняя фраза, но Роман улыбнулся, добавив грозно:
— Обидишь ее… пеняй на себя. А вообще, я рад, что именно тебя выбрала Злата. Уверен, мужа и отца лучше не придумаешь. Знаком я с вашей… породой, — загадочно пояснил будущий тесть. Видать, и правда знаком с отцом. Что ж, оно и к лучшему.
— Даже не сомневайтесь.
— А теперь давай серьезно, — подобрался Роман Георгиевич, оглядываясь и понижая голос, — у дома будут дежурить сегодня всю ночь две машины. Это мои люди, и приставлены они к вам ради вашей же безопасности. Домой тоже завтра они будут вас сопровождать.