Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Отец лишь наградил ее мимолетным взглядом, обратив усталость в силу, вернув твердость рукам и уверенность во вновь крепко стоящие на камне Дворца ноги. Ее "свита", проверенная несколько раз, тоже была с ней, хотя кого-то после могут и казнить за некомпетентность - допустить неизвестного никому громилу и подозреваемую в измене Ферн в центральный узел обороны, какие бы там ни были проведены проверки, казалось удивительно безответственным. Глаза Отца долго, почти несколько ужатых до удара сердца минут неотрывно смотрели на хамовато лыбящегося путника, даже не пытающегося делать вид, что он спокоен. Отец считывал саму суть, исток могущества и даров Всевидящей,
Ее быстро пристроили к делу, даже путника, как носителя связанной с Законом силы, допустили к участию в общей обороне, что, казалось бы, было нонсенсом еще вчера - у династии хватало верных людей с нужными силами, способных работать на подхвате у правящей ветки рода. Но это было вчера, до этой страшной бойни внутри защитного периметра, где предали и били в спину, стремясь убить, но не выжить. На плечи ложилась и спадала невыносимая тяжесть Закона, растягивая минуты на часы, ускоряя откаты боевых артефактов и возобновляя защиту над Дворцом, продолжая сражение с порождением порочных мифов.
Потом... потом что-то поменялось, она еще не вспомнила, что именно, но память вставала на место, возвращала остроту, складывалась мозаичным паззлом. Тварь отвлеклась, убавила натиск, дав секунды, обращенные едва ли не в целые сутки почти полной безопасности, за которые сказано было слишком многое. И ее старший брат, невыносимый и безжалостно топчущийся по слабости, по бесполезности ее, надел древний доспех, взял в руки древний меч. Отец не хотел посылать его туда, но власть над Временем, власть над Империей и, соответственно, над столицей государства, давала и другую власть, если не открывающей гарантированное будущее, то совершенно точно раскрывающей все его неисчислимые варианты. И в тех вариантах была только смерть, смерть, смерть или нечто, даже худшее.
Нужен был козырь, которым избран был стать Варудо. Варудо, который, может быть, не желал подвига сего, но не мог противиться воле Отца, а Отец не мог покинуть Дворец, потому что оставался тем единым, что еще не дало свершиться схождению Вечного и дьявольского домена. И брат ее отправился на бой, из которого мог бы и не вернуться, скорее всего не вернулся бы, несмотря на множество артефактов и амулетов побега, оказавшись в объятиях верховной твари. На какое-то, ставшее очень длинным их волей, время они получили отдых, уже пребывая одной ногой в могиле, отошли от нее на несколько шагов.
Чтобы шагнуть вновь.
Когда она ощутила.
Тот миг, тот момент.
Момент прикосновения.
Оно пришло оттуда, из той же глубины, к которой Валзея обращалась за силой Закона. Не из самого Времени, ибо совратить Закон даже подобной твари не под силу, не так быстро уж точно. Оно пришло из ее же крови, пришло трелью скрипки и насвистыванием флейты, пришло веселящей мелодией, радостью и счастьем, отдающимся внизу живота необоримым жаром мгновенного оргазма. Она засмеялась и затанцевала, через право Принцессы и доступ к Дворцу пытаясь отдать свое счастье и такой долгий-долгий экстаз всем-всем-всем вокруг. Она прижала к себе мальчишку Морта, теперь Волаана, целуя его и вынуждая кончать вместе с ней, вместе с уже раздевшейся и раздевшей неуклюже сопротивляющегося парня Ферн.
Эта мелодия вела ее, не давая обращать внимания ни на что, пока еще можно чувствовать выкручиваемые чьими-то руками соски, надеясь, что скоро до нее доберется та же сила, какая на глазах отращивала грудь какой-то из придворных фрейлин, столь же плоской, как сама андрогинная принцесса. Мелодия вела ее покуда не сменилась иным видом удовольствия - более жестким, требовательным, но столь же приятным и дарующим новые оргазмы. Громила-путник вновь показал себя хамом, раскрошив оргазмирующей принцессе челюсть, отчего ей пришлось вернуть ту в нормальное состояние Законом, потому что отомстить она собиралась поистине императорским минетом, под конец отгрызя ласкаемый орган, после восстановив его на прежнем месте и повторяя эту процедуру еще не единожды, пока не наестся.
Вместо ласк, даже грубых, пришла пыль и боль, пришло терзание и совсем не приятные медвежьи объятия, пришли сотни сотен чар, направляемых Дворцом и множеством придворных бенефиков, еще не слушающих ее мелодию, еще не танцующих вместе с ней! Валзея пробовала передать им приказы, но хлесткие, не сильные, но ужасно сбивающие с толку удары кулаков по лицу и вопли о том, что они все охуели, не давали даже этой малости, не давали спокойно кончить вновь и позабыть о глупостях. Вытащили ее именно бенефики, среди всех своих эффектов и благ нашедшие что-то, помогшее прийти в себя и разделить, отозвать навеянное, но удерживал на плаву, пока она не сумела решиться на отказ от Похоти, именно путник под конец едва не рыдающий кровью из полуослепших глаз.
Наверное, спасла ее же слабость. Она ведь совсем недавно, считанные часы, - дни, если считать растянутое Время, - тому назад обрела действительно достойное Вечной понимание Закона, еще смогла отодвинуть себя от не до конца привычной силы. Но сколько таких было, таких еще вчера бесполезных, какой стала она? Она не хотела открывать глаза и вставать, не хотела, не хотела, не хотела, пожалуйста не надо, не надо, не надо, пусть она продолжит не смотреть и всего этого не будет, пусть не будет!
Заносчивая, но обладающая превосходным чувством юмора и всегда готовая поделиться вином из личной коллекции сестрица Вридо, дочь уже покойного брата ее Отца, одна из немногих, кто всегда поддерживал неудачницу-принцессу.
Совсем не заносчивый и пожизненно усталый Вариль, троюродный брат, однако, введенный в правящую линию за счет выдающихся успехов в освоении Закона, редко упускающий момент пройтись словесным уколом по более слабой, чем даже он, Валзее.
Дядюшка Вонни, со времен юности пропускающий немалую часть гласных букв из-за неизлечимой травмы челюсти, которую едва ли не разрезал надвое костяной кинжал алишанского убийцы, вынужденный плотно сидеть на обезболивающей алхимии из-за этой старой раны.
Вся первая линия и большая часть второй, все достаточно сильные, достаточно сроднившиеся с мощью династии, достаточно Вечные, все, кто стоил хоть чего-то, кто сегодня оказался в Вечном, совсем все... Выстоял только Отец, сила которого была столь абсурдно велика, что ее не вышло превратить в слабость, да еще она, недостойная и бесполезная. Были еще родичи, неблизкие, дальние, очень дальние и остальные, вовсе почти что не родичи - за время правления династия наплодила много побочных линий, даже слишком много, пользуясь во всю своей связью, что не даст брату пойти с клинком на брата. Теперь эта связь свела стольких из них в могилу... и не свела ли еще больше? Прошла ли эта кошмарно желанная даже сейчас мелодия дальше, достигнув всех оставшихся за пределом столицы еще живых родичей?