Его искали, а он нашелся
Шрифт:
Тишина, все время надоедающий, но всегда уступающий в опасности всем, кроме, пожалуй, Софии, которая и так почти его даже сейчас, оказался страшнее, опаснее, чем первоначально был оценен, стал тяжелее, пусть и был ранее взвешен. Его помощь, его контроль арены битвы, виртуозное использование пустоты бытия, совмещенное с высшим ясновидением, способность переигрывать упущенные мелодии - все это позволяло ему настраивать ансамбль подобно музыкальным инструментам, постепенно делая его музыку все громче и громче, слишком громкой даже для Господина. Он привык быть на их месте, привык быть тем, кто адаптируется, тем, у кого всегда вдоволь крапленых карт,
Это осознание, присутствие твари Инферно, голодное внимание Тени, опасность гибельного клинка, лицезрение так и не завершенной игрушки огненной - все это собралось в один комок, слиплось и растворилось в идущей из глубины нутра злобе. И тогда великий Господин, помнящий иные эпохи, зревший иные миры, славивший свое имя и свою Похоть задолго до того, как явился каждый из этих четверых, сделал то, что привык делать в безнадежной, казалось бы, ситуации.
Он взял ее за горло и повернул.
В один, ничем не отличающийся от предыдущих, момент, изверг меняет тактику на корню, не отступая от удара клинка и огненной сети, а шагая им навстречу, прикрываясь барьером и перенося на сонм остаток огненного удара, всем телом встречая касание лезвия. В этот раз оно так же неощутимо, так же неслышно проходит сквозь него, будто и не клинок, а безвредная иллюзия. До последнего момента не мог он быть уверенным, что это его не убьет на месте, не знал, не мог предугадать или прозреть. И ведь убило бы, сила, заключенная в клинке Второго Касания, была столь велика, что хватило бы ее даже для него. Эту вещь и создавали для противодействия ему подобным, что не раз доказывали на практике в прошлом.
Принца не смутил тот факт, что прошлое касание не засчиталось, вероятно, он, как тот, в чьих руках и был артефакт, заранее знал, сработал эффект клинка или нет. Главное, теперь-то точно сработал, теперь осталось только ударить еще раз, теперь можно уже не опасаться ответного удара, предсмертной агонии, нужно только пережить отчаянную атаку Господина, всю его сотканную в одну-единственную какофонию Похоть. Задача далеко не так проста, ведь не стал бы изверг атаковать так сумасбродно и неосторожно, не имей он шансов на победу.
Все четверо готовы к финалу, готовы убивать или умирать, тут как придется. И без того напряженная мелодия достигает абсолютного пика, вершины любви и ненависти, дальше которой только падение, только забвение и ничего более за ним. София встает на пути твари так, как и много раз до этого, хотя она видит, не может не узреть, не прочувствовать угрозу - не тратя времени на уклонение, не храня больше искры душ от скверны Инферно, тварь сбросила все имеющиеся силы на смертоносную атаку, на кинжальный удар вблизи.
Он должен был достаться принцу Варудо, за которого та живет и дышит, чтобы оборвать существование носителя клинка, слишком опасной детали, самой опасной из всех. Без носителя двух мифических артефактов, остальная троица падет с гарантией. Именно защита Варудо, его ускорения, его снятие откатов на разовые эффекты или отматывание потока реки ради исцеления, стали тем, о что сила Господина разбилась. Тишина опасен, он хитер и внимателен, но сколько у него осталось еще зеркал? Только они одни позволяли ему даже не сражаться, просто не умирать сразу же, не стать игрушкой по первому зову, раз за разом отменяя неминуемое. Старый огрызок того, что когда-то было первожрецом стоит и того меньше, без серьезного прикрытия он только и сможет, что опасть пеплом и переродиться в муках уже в таком близком ему пристанище Греха. Это если его вообще отпустят, ведь как бы ни было жаль, но ради такой мерзости Господин готов использовать даже крайние средства.
Столкновение неизбежно, уклоняться или разрывать дистанцию поздно, уже готов нанести второй удар предчувствующий скорую победу принц. Он ждет победы, но готов к любой хитрости, готов к тому, чтобы самому отступить, если тварь вывернется вновь. Это даже льстит, иметь такого сладкого врага, чья мелодия способна изгибаться вокруг твоей, словно две змеи в брачном танце переплетают непрошедшее и обязательное будущее. Вечный привык править, его готовили к принятию венца и трона, он должен был его взять тогда, когда уступит ему это место нынешний Император. Императору непростительна ни жалость, ни привязанность, единственное о чем он может позволить себе мечтать, единственное, что он обязан хранить пуще всего остального - благо вверенной ему Империи, как части воли и наследия всех его предков.
Поэтому решение принято мгновенно и без колебаний, без жалости и сожалений. Они, быть может, придут потом, намного позже, когда отгремят гимны победы и похоронные марши, когда Империя придет в себя после страшных потерь и последствий пропущенного в самое сердце удара. Но сейчас он трезво и без малейшего сожаления жертвует той, чья природа и роль определена именно ради этого или похожего момента - быть пожертвованной, отдать свою жизнь и все остальное по велению Варудо. Она долго согревала ему постель, развлекала беседой или помогала в тех делах, какие можно доверить лишь самым верным, самым преданным. Он ценил ее, возможно, даже больше, чем должны ценить слугу, полезный инструмент. Но польза ее себя изжила, слишком многим пожертвовала она в этом бою и больше не было ничего, что она еще могла отдать, больше не было ничего, что он мог бы от нее взять, кроме самой последней потери.
В иных обстоятельствах она могла бы пережить еще не одно обращение пеплом и восстание из этого пепла - битва подкосила Софию Пламенную, сломали ее игры Господина, но жаркое Пламя перековывало сломанное, восстанавливало утраченное, забирая при этом еще целое. Она могла бы еще сражаться, но сейчас нужно было не сражение, а возможность, нужно было связать тварь, сковать древнего изверга на тот миг, какой нужен Варудо, чтобы еще раз задеть кончиком клинка основу псевдотела самого страшного врага в его жизни. Лишь задеть, лишь только коснуться, пусть даже в самом безобидном касании из возможных, обманчиво неспособным навредить или хотя бы ранить.
Призванная, что никогда не стала бы Избранной, у которой ее право ею стать украли в сам момент явления ее под Небо иного мира, шагнула вперед с полным пониманием того, что должна сделать. Ей не хотелось умирать, не хотелось умирать так, но было дано повеление, была возложена миссия и все, чем была София, готово было исполнить предначертанное. В этот раз она вспыхнула иначе, загорелась совсем не так, как раньше - не было перехода плоти в Пламя, прямой смены формы существования с тварной на энергетическую. Теперь она именно загорелась, зашипела плоть, зашкворчало горящее мясо, стремительно слезала кожа, когда Единенная с Пламенем, Первородный Феникс отдавала ему все, совсем все, даже то, что отдать нельзя.