Его кексик

Блум Пенелопа

— А что получится, если смешать желтый и красный? — спросила я.

— Коричневый, — уверенно заявил он.

Я не могла позволить себе рассмеяться. Я очень серьезно относилась к своей работе, хоть мне и платили меньше минимальной зарплаты, и это еле-еле покрывало расходы. Мои родители не смогли подняться по карьерной лестнице, зато сумели научить меня добросовестно выполнять свою работу, какой бы она ни была. Мой папа мыл полы в зданиях с офисами, а мама была помощником стоматолога. И тем не менее они смогли показать мне, что нужно гордиться хорошо проделанной работой, а не ее статусом.

Мой

отец умел так четко сформулировать жизненный принцип, что тот навсегда застревал у меня в голове. Я до сих пор помню его слова, когда объявила родителям, что хочу стать художником. Он не стал отговаривать меня. Не начал убеждать, что этим я не заработаю много денег. Папа немного подумал и, глубоко вздохнув, кивнул головой.

— Молодец. Конечно, всегда найдутся люди, желающие высмеять это. Но те же самые люди будут смеяться, если ты захочешь стать слесарем, поваром или секретарем. Занимайся тем, что ты можешь делать лучше всего, и тебе не будет дела до их пересудов.

Поэтому, когда Райан поднял на меня свой светло-карий задумчивый взгляд, я, еще раз взглянув на его палитру, сосредоточилась на очередной задаче. Мой отец хотел, чтобы я всегда ставила на первое место свою ответственность… а прямо сейчас я обучала навыкам работы с красками. И Райан отчаянно нуждался в этом.

— Вообще-то, получится оранжевый, — схватив, не раздумывая, его руку, я показала, что цвета надо смешивать большими круговыми движениями, а не резкими, агрессивными мазками, как делал он.

Закончив демонстрацию, я с сожалением оторвала свою руку от его теплых, безумно приятных на ощупь пальцев и почувствовала легкое покалывание в местах, где соприкасалась наша кожа.

— Хм-м-м, — задумчиво промычал Райан. — Похоже, я так и не разобрался в этой технике. Можешь показать еще раз?

Я чуть было не шлепнула его игриво по плечу, хихикая при этом как дурочка. Но, слава богу, смогла сдержаться, вовремя отвернувшись и прикрыв на секунду глаза.

«Париж!» — повторила я несколько раз про себя эту мантру.

До этого дня у меня легко получалось избегать мужчин. А сейчас я всеми фибрами души ощущала, что с трудом справляюсь с девчачьей глупостью. Еще чуть-чуть, и я стану слепа и глуха к доводам разума и здравого смысла.

— Ты собираешься учить нас рисовать это дерьмо? — неожиданно рявкнула у меня над ухом Грэмми, хотя ее слова из-за зубов Эрла звучали неразборчиво. — Или ты намерена все занятие флиртовать с этим дрянным мальчишкой?

— Тебе нужна помощь? — смущенно спросила я.

Мой голос напоминал сдавленный писк, но я сделала вид, что так и должно.

— Да, — ее губы изогнулись в зловещей усмешке. — Я забыла, как делать французский поцелуй. Может, вы, озабоченные щеночки, продемонстрируете нам это?

Эрл, чей рот без зубов представлял собой впалую и сморщенную небольшую дырочку, разразился хриплым смехом, который прерывался сухим кашлем. Остальные же «ученики» оставались бесстрастными, а может — не смогу сказать точно — просто не обращали на них внимания.

* * *

По окончании урока

рисунок Райана почему-то выглядел так, словно он рисовал его пальцами, хотя я точно видела, что он пользовался кистью. Это был, без сомнения, самый худший из всех виденных мной рисунков, выполненных взрослым человеком. Уверена, если бы у Джексона Поллока (прим. американский художник, идеолог и лидер абстрактного экспрессионизма) был ребенок от Пикассо, ставший впоследствии кокаиновым наркоманом, и он бы начал под кайфом рисовать трясущимися руками, то его результат все равно был бы намного лучше работы Райана.

Подняв свой рисунок и наморщив задумчиво лоб, он окинул его оценивающим взглядом. Затем взглянул на меня и слегка улыбнулся.

— О, оказывается, он был вверх ногами.

— Уверен? — спросила я, склонив голову набок.

— Нет, не совсем. Тебе повезло, что я не ищу учителя рисования. Ведь я так ничему и не научился.

Я нахмурилась.

— Никто из моих учеников прежде не жаловался.

— Думаю, им было проще сосредоточиться на твоих пояснениях, так как их не волновало то, как ты выглядишь, пока наставляешь их, — слова Райана смутили меня, и я нервно провела рукой по волосам, решив, что с моей внешностью не все в порядке. — Нет, нет. Я просто хотел сказать, что мне было приятно наблюдать за тобой. Могу поклясться, ты действительно виртуоз своего дела. Это я, очевидно, слишком часто отвлекался и пропустил все мимо ушей.

Я усмехнулась.

— Если бы ты слушал, но при этом твой рисунок выглядел бы также, я бы сама себя уволила.

— С этого милого места? Это же глупо. Разве можно отказаться от такого важного дела?

— Эй! Да мне чертовски повезло, что я нашла эту работу. Я делаю то, что люблю, да еще получаю за это зарплату.

На его губах медленно расплылась предвкушающая улыбка.

— О, мне нравится...

— Что нравится?

— Твоя пылкая увлеченность. Это освежает.

— А что насчет тебя? Твое увлечение — уроки рисования в доме престарелых?

Райан не спешил отвечать. Он окинул меня красноречивым взглядом… слегка прикусив губу, а потом с придыханием выпустил ее, отчего мои коленки превратились в желе.

«Париж! Думай о Париже!!»

И тут выражение его лица резко поменялось. Словно ему в голову вдруг пришла досадная мысль. В языке его тела больше не проскальзывали флирт и легкое возбуждение. Остались лишь дружелюбие и голый профессионализм. Казалось, ко мне он полностью охладел.

— Вообще-то меня интересуют лишь две вещи. Мой бизнес и… это, возможно, покажется странным, праздники.

— И что в этом странного? Все любят праздники.

— Ну, может, не так сильно, как я, — Райан смущенно пожал плечами, что выглядело очень мило в исполнении такого потрясающего мужчины.

Я ухмыльнулась.

— Прости. Не могу себе представить, как выглядит чрезмерное увлечение праздниками. Колядки в костюме Санты? Пригласить на Хэллоуин весь квартал в свой дом и провести Ночь Ужасов? Или же толкнуть на День Благодарения пафосную речь о пилигримах и коренных американцах, не давая людям насладиться праздничным столом?