Его осенило в воскресенье

Фруттеро Карло

— Обычно я имею дело только с истинными знатоками искусства, однако у некоторых людей есть особый дар осквернять все.

— Не волнуйтесь, дорогой Воллеро. Картину мы все равно купим, — засмеялась синьора Пьяченца, натягивая перчатку, и лукаво добавила: — Ну уж и вы скиньте миллиончик. Все-таки Гарроне в известной мере прав. Художественная ценность картины не вызывает сомнений, и все же здесь есть свое «но». В музее — одно дело, а в не слишком большой квартире — другое, вы же понимаете… Тем более что в комнате, где я собираюсь ее повесить…

— Ну, о

цене мы всегда договоримся, — с напускной веселостью сказал синьор Воллеро, а про себя подумал: все этот Гарроне, скотина проклятая. — Не знаю, не знаю, — с воинственным видом обратился он к искусствоведу и американисту Бонетто, — в живописи Гарроне не разбирается, как архитектор он, по общему мнению, ноль, а уж человек, откровенно говоря, он и вовсе отвратительный.

— Да, приятным его не назовешь, — согласился инженер Пьяченца.

— Разумеется! — заторопился искусствовед, который вовсе не желал вступать в спор с инженером, известным своими связями с фирмой «Фиат». — Я только сказал, что Гарроне симпатичен мне в известной мере. Ведь, так или иначе, он любопытный тип.

— Да, но чем он занимается? — осведомилась сеньора Пьяченца.

— Ничем, насколько мне известно, — ответил Воллеро, пожав плечами. — Прихлебатель, паразит.

— Он предок нынешних студентов архитектуры, — усмехнулся инженер Пьяченца.

Да, истэблишмент не знает жалости, одно слово — и ты человек конченый, подумал Бонетто.

— Однако, если рассуждать серьезно, — решительно вмешался он, — Гарроне — образец новой культуры, человек мыслящий и одаренный, он просто не нашел своего места в жизни и способа вмешаться…

— А по-моему, он все время вмешивается куда не следует! — воскликнул Воллеро.

— Допустим. Но он ищет свое «я». В Америке это феномен весьма распространенный п…

— Вот пусть там себя и поищет, — парировал Воллеро.

— Вы слишком суровы, — сказал искусствовед. — Гарроне — безобидный, слабохарактерный бездельник с душой артиста. У меня лично он вызывает жалость. Этот тип людей вымирает…

— Ну уж нет, — возразил Воллеро. — Такие люди плодятся как муравьи.

10

— Тик-так, — твердила Франческа.

— Ча-сы, — назидательно повторила бонна, ударив указательным пальцем по ручным часам. — Мо-о-онтр. У-ур.

— Довольно, Жанин, — сказала Анна Карла, которой сегодня педагогическое рвение очкастой швейцарки особенно действовало на нервы. — И вообще Франческу пора укладывать. Она совсем засыпает. Правда, детка?

— Нет, — сказала Франческа. Но потом, когда Анна Карла поцеловала ее на прощание, она спокойно позволила бонне взять себя на руки и унести.

— Тик-так, — крикнула она матери уже с порога с улыбкой заговорщицы.

— Тик-так, — со смехом отозвалась Анна Карла.

Да, я никудышная воспитательница и несправедливая хозяйка, покаянно думала она. Обидела бедную Жанин, хотя она очень старательная и прекрасно справляется со своей работой. А вот с теми двумя наглецами притворяюсь, будто ничего не вижу и не слышу. Но с другой стороны, сколько

сил я потратила три месяца назад, чтобы их найти!.. Она принялась обдумывать план действий. Снова взять старую Сезу — на кухне она и одна управится — и окончательно завладеть Эмилио, личным шофером мужа, которого Витторио и прежде «одалживал» ей в экстренных случаях. Эмилио очень расторопен, и вид у него внушительный, а вот шофер он, надо сказать, неважный. Словом, если агентство «Цанко» подыщет ей скромную приходящую горничную…

Дальше Анна Карла в своих прожектах не пошла: мыслями она уже была далеко от агентства «Цанко», когда оглушительный грохот, словно в пристанционном баре, возвестил о том, что Бенито начал накрывать на стол. Сколько же они вдвоем тарелок и стаканов умудряются разбить за день!..

Анна Карла стремительно поднялась и направилась в столовую.

— Не надо, сегодня я тоже не буду обедать дома, — мрачно сказала она.

И пошла переодеваться. Но не успела сделать и трех шагов по коридору, как до нее отчетливо донеслись слова Марии:

— Могла бы и раньше сказать.

Анна Карла резко повернулась, словно получила долгожданный сигнал. Она была совершенно спокойна, приободренная мыслью, что терзаться бесполезно: все проблемы решаются сами собой, по воле случая и обстоятельств. Сцена, которую Анна Карла рисовала себе в воображении уже целых два месяца, вышла на редкость лаконичной.

— Считайте себя уволенными с завтрашнего дня. Деньги, недоплаченные за полмесяца вперед, вам будут выданы на той неделе. — Она нарочно обращалась к Бенито, так как знала, что командует в семье Мария. — Позвоните мне, Бенито, в понедельник или во вторник, договорились? Если потребуется рекомендация, можете сослаться на меня.

— Скажите на милость! — пробурчала Мария. — Уж не думаете ли вы, что нам нужны ваши рекомендации?!

Анна Карла никак на это не отреагировала. Инцидент исчерпан, теперь все это пройденный этап, о котором можно забыть. Стоит разрубить узел, и сразу понимаешь, что это, в сущности, нетрудно сделать. Переодевшись у себя в комнате, Анна Карла старательно накрасилась. Она еще не знала, где будет обедать, сидеть одной в ресторане не слишком заманчивая перспектива, в Турине ей почти не случалось так обедать. Впрочем, город наверняка сам ей подскажет, как блистательно завершить этот полный душевных переживаний, смелых планов и зрелых решений день.

11

Инженер Фонтана, технический директор двух предприятий акционерного общества «Дозио» (намечалось строительство третьего, возле Неаполя, но при теперешней неблагоприятной конъюнктуре это так и осталось проектом), перехватил взгляд своего президента и главы административного совета, который сидел на террасе загородного ресторана за длиннющим столом. Это был взгляд мученика.

Бедняга Витторио был намертво зажат двумя гигантами викингами, которые, сняв пиджаки и засучив рукава, ловко орудовали вилками и безостановочно жевали. Руки у них были большие и розовые, цвета лососины.