Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Шрифт:
Линденс был старым, увитым плющом домом. Раньше он был деревенским, но теперь его со всех сторон охватили длинные краснокирпичные щупальца растущего города. Он все еще стоял в некотором отдалении от дороги, в глубине земельного участка. Вьющаяся тропинка, обсаженная лавровыми кустами, вела к арочному парадному входу с портиком. Справа от дорожки был газон, и в его дальнем конце в тени боярышника в садовом кресле с книгой в руках сидела леди. Когда скрипнула калитка, она вздрогнула, а профессор, заметив ее, сошел с тропинки и направился прямиком к ней.
– Если вы ищете миссис Эсдэйл, она в доме! –
Она была невысокого роста. Все, от тяжелых белокурых локонов до изящных садовых туфелек, которые выглядывали из-под кремового платья, подчеркивали ее женственность. Одна изящная ручка в перчатке протянулась для приветствия, вторая же прижимала к боку толстую книгу в зеленой обложке. Уверенность и спокойствие, с которыми держалась леди, говорили о том, что это зрелая светская женщина, в то время как в больших доверчивых серых глазах и очертаниях чувственного улыбчивого рта сохранилось выражение юношеской, почти детской невинности. Миссис О’Джеймс была вдовой тридцати двух лет, но по ее внешнему виду ни первого, ни второго обстоятельства определить было решительно невозможно.
– Миссис Эсдэйл в доме, – повторила она, глядя на него снизу вверх глазами, в которых читалось нечто среднее между настороженностью и радостью.
– Я пришел не к миссис Эсдэйл, – ответил он, не теряя сдержанности и строгости. – Я искал вас.
– Это большая честь для меня, – с едва заметным ирландским акцентом произнесла она. – Чем же студентка может помочь профессору?
– Свои академические обязанности на сегодня я уже выполнил. Возьмите меня за руку, давайте пройдемся на солнце. Неудивительно, что восточные народы обожествляют Солнце. Это ведь величайшая благодатная сила природы… Защищающая человека от холода, бесплодия и всего, что ему противно. Что вы читаете?
– «Вещество и жизнь» Хейла.
Профессор удивленно поднял брови.
– Хейла? – переспросил он, а потом повторил шепотом: – Хейла!
– А вы не согласны с его взглядами?
– Это не я с ним не согласен. Я всего лишь монада, вещь, которая не имеет никакого значения. Дело в том, что развитие современной мысли высшего порядка идет в другом направлении. Он доказывает недоказуемое. Хейл – прекрасный наблюдатель, но слабый мыслитель. Я бы не советовал вам делать какие-либо выводы на основании суждений Хейла.
– Теперь мне придется прочитать «Хронику природы», чтобы остановить его пагубное влияние, – сказала миссис О’Джеймс и мягко рассмеялась.
«Хроника природы» была одной из множества книг, в которых профессор Эйнсли Грэй развивал доктрины научного агностицизма.
– Это несовершенная работа, – сказал он. – Не могу вам ее рекомендовать. Обратитесь лучше к признанным сочинениям моих старших и более красноречивых коллег. Они написаны более простым языком, да и убедительнее.
На этом разговор ненадолго прекратился, хотя они продолжали прогуливаться по зеленому бархатному газону, залитому жизнерадостным солнцем.
– Вы думали над тем, о чем я вам говорил вчера? – наконец заговорил ученый. Леди ничего не ответила, только опустила глаза и слегка отвернула лицо. – Я, конечно, не хочу вас торопить, – продолжил он. – Я же знаю, такие вопросы нельзя решать поспешно. Я и сам много думал, прежде чем решиться сделать такое предложение. Я – человек, не склонный к излишней чувствительности, но рядом с вами я испытываю тот зов эволюционного инстинкта, который заставляет один пол ощущать влечение к противоположному.
– Значит, вы верите в любовь? – спросила она и подняла на него глаза, в которых блеснули быстрые искорки.
– Мне приходится верить.
– И в то же время отрицаете существование души?
– Насколько эти вопросы духовны и насколько материальны, науке еще только предстоит решить, – сдержанно произнес профессор. – Может оказаться, что физической основой как любви, так и жизни является протоплазма.
– Ну что ж вы все об одном и том же! – воскликнула она. – Вы и любовь низводите до уровня физики.
– Или физику возвожу до уровня любви.
– О, это уже гораздо лучше, – весело рассмеялась она. – Нет, правда, это очень мило и выставляет науку совсем в другом свете.
Глаза ее загорелись, она уверенно и очаровательно дернула головкой с видом женщины, которая считает себя хозяйкой положения.
– У меня есть основания полагать, – сказал профессор, – что то место, которое я занимаю здесь, всего лишь веха на пути к гораздо более широкой арене научной деятельности. Но даже эта должность приносит мне приблизительно полторы тысячи фунтов в год. К тому же мои книги дают мне еще несколько сотен. Поэтому я вполне мог бы обеспечить вас теми удобствами, к которым вы привыкли. Это то, что касается финансового вопроса. По поводу себя и своего здоровья могу сказать, что я ни разу в жизни ничем не болел, если не считать легких приступов цефалгии, вызванных слишком продолжительным напряжением мыслительных центров мозга. Ни у отца, ни у матери не было никаких признаков предрасположенности к каким бы то ни было заболеваниям, но я не стану скрывать, что у моего деда был нарушен обмен веществ, что вызвало поражение суставов.
– Это какая-то серьезная болезнь? – удивленно подняла брови миссис О’Джеймс.
– Это подагра.
– Всего лишь? А прозвучало довольно устрашающе.
– Это, конечно, неприятно, но я надеюсь, что его заболевание не передалось мне по наследству. Все это я рассказал вам, потому что, принимая решение, вы должны учесть эти факторы. Могу ли я теперь спросить, согласны ли вы принять мое предложение?
Он остановился и устремил на нее прямой выжидательный взгляд.
Весь вид миссис О’Джеймс говорил о том, что в душе ее происходит борьба. Она опустила глаза, поводила носком туфельки по траве, стала теребить пальцами цепочку на поясе с ключами и брелоками. Потом неожиданным порывистым жестом, словно решившись на безрассудство, протянула руку спутнику.
– Я принимаю ваше предложение, – твердо произнесла она с такой интонацией, будто отреклась от чего-то.
Осененные тенью боярышника, они стояли и смотрели друг другу в глаза. Профессор торжественно наклонился и припал к затянутым в перчатку пальцам.
– Я надеюсь, что у вас никогда не будет причин пожалеть о своем решении, – сказал он.
– Надеюсь, что и у вас их не будет, – воскликнула она, дыша всей грудью.
В глазах у нее появились слезы, губы задрожали от нахлынувшего сильного чувства.