Его прощальный поклон. Круг красной лампы (сборник)
Шрифт:
– Да, и начинаю думать, что воспользуюсь им.
– Не знаю я, парни, о чем это вы толкуете, – заговорил Хасти, – но на вашем месте, Харрингтон, я бы уложил Ли в постель. Когда он наберется сил, у вас еще будет время все обсудить. Ну а мы с тобой, Смит, теперь, я думаю, можем оставить его. Я возвращаюсь в колледж, если тебе в ту же сторону, по дороге можем поговорить.
Однако на обратном пути они почти не разговаривали. Голову Смита переполняли мысли о происшествиях того вечера: исчезновение мумии из комнаты его соседа, шаги, которые он услышал рядом с собой на лестнице, возвращение, поразительное, необъяснимое возвращение этого вселяющего ужас чудовища, а теперь еще и это нападение на Ли, второе нападение на неугодного Беллингему человека. Все это
Хасти свернул на дорожку, ведущую к его дому, отпустив на прощание пару едких и выразительных замечаний относительно необщительности друга, и Аберкромби Смит направился через квадратный дворик к входу в башню, преисполненный отвращения и к ней самой, и ко всему, что находилось внутри нее. Он твердо намерился последовать совету Ли и как можно скорее подыскать себе новое жилье. Разве может человек спокойно готовиться к экзамену, если он вздрагивает и прислушивается к каждому шуму, доносящемуся с нижнего этажа? Идя по газону, он заметил, что свет в комнате Беллингема все еще горит. Когда он, поднимаясь по лестнице, проходил мимо его комнаты, открылась дверь, и из нее выглянул сам хозяин. Жирным зловещим лицом он напоминал огромного раздутого паука, который только что закончил плести смертоносную сеть.
– Добрый вечер, – сказал он. – Не хотите зайти?
– Нет, – резко вскричал Смит.
– Нет? Как всегда заняты? А я хотел поговорить с вами о Ли. Кажется, с ним что-то случилось? Как жаль юношу!
Лицо его было серьезным, но глаза насмешливо поблескивали. От внимания Смита это не укрылось, и за это он готов был вцепиться ему в горло.
– Вам будет еще больше жаль, когда вы узнаете, что Монкхаус Ли прекрасно себя чувствует и ему ничто не угрожает, – зло сказал он. – Ваши дьявольские уловки на этот раз не сработали. Не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю. Я знаю все.
Беллингем сделал шаг назад и прикрыл дверь, как бы пытаясь защитить себя от разозленного студента.
– Вы сошли с ума, – сказал он. – Что вы несете? Вы что, хотите сказать, что я имею какое-то отношение к тому, что произошло с Ли?
– Да! – загремел Смит. – Вы и тот мешок с костями, который стоит у вас за спиной. Это ваших рук дело. Вот что я вам скажу, господин Б., у нас уже не сжигают на кострах таких, как вы, но виселицы еще не отменили, и, клянусь Богом, если кто-нибудь в этом колледже умрет, пока вы находитесь здесь, я сделаю все, чтобы вы туда отправились. Тогда вы поймете, что ваши грязные египетские штучки в Англии не пройдут!
– Вы сумасшедший. Буйнопомешанный! – вскричал Беллингем.
– Хорошо. Только запомните, что я вам сказал, потому что я слов на ветер не бросаю.
Дверь захлопнулась, и охваченный злостью Смит пошел наверх в свою комнату, где заперся на ключ и провел половину ночи, куря свою старую бриаровую трубку и размышляя над странными событиями этого вечера.
На утро от соседа
Когда он спускался по лестнице, дверь Беллингема была закрыта, но, отойдя на некоторое расстояние от башни, Смит обернулся и увидел, что свет в комнате соседа горит, а сам он стоит у окна и, прижавшись лицом к стеклу, всматривается в темноту. Как хорошо, что хотя бы несколько часов можно побыть вдалеке от этого человека. Смит, с наслаждением вдыхая чистый весенний воздух, прибавил шаг.
На западе между двух готических башенок висел полумесяц, отчего посеребренная улица украсилась их ажурной тенью. Дул легкий свежий ветер, и по небу торопливо плыли легкие пушистые облака. Олд-колледж расположен на окраине города, поэтому через каких-нибудь пять минут Смит уже шел по дороге, обсаженной с обеих сторон кустами Оксфордширлейн, оставив позади дома и вдыхая майские запахи.
Ведущая к дому его друга дорога была уединенной, и по ней мало кто ходил. Хоть было еще не поздно, Смит не встретил на ней ни души. Бодрым шагом он дошел до калитки, за которой начиналась длинная посыпанная гравием подъездная дорога к Фарлингфорду. Впереди в темной листве приветливо блеснули красные огоньки окон. Смит взялся за железную задвижку и оглянулся на дорогу, по которой только что прошел. По ней что-то стремительно приближалось.
Темная, полусогнутая, почти неразличимая во мраке фигура, не издавая ни звука, крадучись двигалась в тени кустов. Пока он на нее смотрел, она успела сократить расстояние между ними на двадцать шагов и продолжала приближаться, не сбавляя хода. Наконец он различил тощую шею и два глаза, которые до конца дней будут преследовать его во снах. Смит развернулся и, закричав от ужаса, бросился со всех ног по дорожке за калиткой. Вот они, спасительные красные окна, уже совсем близко! Смит был отличным бегуном, но так, как в ту ночь, он еще не бегал никогда.
Тяжелая створка калитки захлопнулась у него за спиной, однако он услышал, как она снова раскрылась перед его преследователем. Он, словно безумный, несся вперед, не различая под ногами дороги, но отчетливо слышал позади себя быстрый топот ног и, оглянувшись, увидел, что жуткая фигура с горящими глазами мчится за ним длинными тигриными прыжками, вытянув вперед одну тонкую руку. Впереди замаячила узкая полоса света – слава Богу, дверь не заперта. Но топот за спиной был уже совсем близко. Кажется, у самого плеча раздался хриплый гортанный звук. Издав вопль, Смит влетел в прихожую, захлопнул дверь, задвинул засов и, едва не теряя сознания, повалился на стул.
– Господи Боже, Смит! Что случилось? – вскричал Петерсон, выглянувший на шум из кабинета.
– Дайте бренди!
Петерсон на секунду исчез и появился снова со стаканом и графином.
– Да, это вам, похоже, поможет, – сказал он, когда его гость выпил залпом то, что ему налили. – Вы бледны как полотно.
Смит поставил стакан, встал и глубоко вдохнул.
– Мне уже лучше, – сказал он. – Так страшно мне еще никогда не было. Если позволите, я сегодня у вас заночую, потому что снова выйти на эту дорогу я смогу себя заставить, наверное, только днем. Это слабость, я знаю, но ничего не могу с собой поделать.
Петерсон окинул своего гостя удивленным взглядом.
– Конечно, оставайтесь, если хотите. Я скажу миссис Барни, чтобы она приготовила постель. А откуда вы пришли?
– Давайте подойдем к окну, из которого видно порог. Я хочу, чтобы вы увидели то, что видел я.
Они поднялись к окну в коридоре на втором этаже, откуда хорошо просматривалась залитая ярким лунным светом дорожка, ведущая к дому. На ней и на газонах по сторонам от нее – никого. Все было тихо и мирно.
– Честное слово, Смит, – заметил Петерсон, – хорошо, что я вас давно знаю. Что, черт побери, могло вас так напугать?