Его Величество Авианосец
Шрифт:
Ну и как вы думаете, подполковник, во что могло бы выпалить, оставаясь здесь, на планете, такое… э-э… орудие?
– Ну, если б тут, в системе, была ещё одна, населённая, планета, я бы мог предположить, что это тотальное (Согласны, что так можно взорвать ядро целой планеты?!) средство уничтожения направлено против собратьев… Или – врагов по разуму. Конкурентов на обладание этой системой. Или другими… Системами.
Ну а так, поскольку никого разумней ящериц мы здесь не встретили… Думаю, предполагается выстрел в местное Солнце. – док поднял брови, но промолчал.
– Тогда оно станет сверхновой. Взорвётся, проще говоря. И чёртовы строители этого лазера получат то, чего хотели – океан Гелия-три. Или ещё чего-то, явно нужного им: такого, что образуется при взрыве именно – солнца, и ещё не научились выявлять и использовать мы. Поскольку банально не предполагаем о его существовании. Но – чего можно сравнительно дёшево, или – удобно, добыть из облака получившейся плазмы.
На этот раз молчание длилось куда дольше. Доктор даже не делал вид, что сомневается, думает, или собирается сыронизировать. Он просто молчал, глядя прямо перед собой. И не притрагивался к чашке, где ещё оставался кофе. Наконец, словно очнувшись, вздохнул, как показалось подполковнику, с разочарованием:
– Мысль ваша понятна. Но вот что не стыкуется. Дело в том, что такой выстрел требует точного прицеливания. А стало быть, нужно, чтобы траектория его совпадала и с оптической осью кристалла, и с центром местного солнца. Но ведь планета – вращается! То есть в данном случае мишень-то – неподвижна, а крутится ружьё…
– Верно. Более того: кристалл не находится на экваторе, как можно было бы предположить, если б его растили для той цели, о которой я сказал, а немного смещён к полюсу. И распложен на северной широте четырнадцать градусов тринадцать минут. И знаете, док, что напрягает ещё сильней?
То, что наклон чёртовой оси планеты к эклиптике тоже составляет эти самые четырнадцать градусов!
Док вдруг дёрнулся всем телом и подался вперёд. Лицо побледнело, черты заострились, словно кровь отхлынула. Казалось, что сейчас плотину красноречия прорвёт.
Но произнёс, когда смог, наконец, судорожно втянуть воздух, только одно слово:
– Прецессия!
Подполковник удовлетворённо кивнул:
– Вы поняли! – и – к секретарю, – Лаура! Будьте добры!..
В темноте передвигаться оказалось куда трудней, чем Билл представлял себе по кадрам с камер дронов. Нет, не потому, что проход оказался тесным и неудобным – а потому, что чёртов мох, а затем и какая-то не то – слизь, не то – натёки от сочащихся грунтовых вод, оказались чертовски скользкими. Билл, оскальзываясь, и с трудом сохраняя равновесие, чертыхался про себя, а многие десантники отводили душу привычно – ругались вслух.
Комаровский, грохнувшись на спину, удовлетворённо, как показалось Биллу, буркнул:
– Ну вот. Теперь та охренительно нужная фигня, что у меня в рюкзаке, может служить только украшением новогодней ёлочки…
– Разговорчики. Смотреть и слушать! – лейтенант не добавил в голос ни грамма угрозы, но прозвучало там что-то такое, отчего все заткнулись, и продолжили спуск.
Наконец путь привёл в пещеру, словно полукольцом охватывающую чудовищный цилиндр.
Билл мысленно присвистнул: обалдеть! Толща чертового кристалла горит прямо-таки неземным светом. Да, кристалл словно светится изнутри! И виной этому вовсе не десять прожекторов, расставленных по периметру пещеры, и направленных на него!
Однако предаться ощущениям подлинного эстета и ценителя драгоценностей ему не дали. Прозвучала короткая команда:
– Снять рюкзаки. Распаковать и привести в рабочее состояние оборудование.
Все приступили. Комаровский разочарованно буркнул: «Вот зар-раза! Целёхонька!»
Действительно, сложная коробчато-трубчатая конструкция, которая разложилась под его руками во что-то вроде зонтика с тостером, по виду нисколько не пострадала. А молодцы технологи-разработчики.
Билл, согласно полученному заданию устанавливавший магнитометры и датчики нейтрино, управился раньше всех: а что там устанавливать – вбил молотком костыль в мягкую гипсовую породу, и защёлкнул защёлку. Но и остальные отстали от него ненамного – последний десантник справился с задачей лишь на десять минут позже него.
Самое странное, что за это небольшое время с кристаллом произошли непонятные изменения. Снизу, изнутри розового монстра, по его поверхности, поднималась словно бы – тягучая жидкость, затемняя красный отсвет. Эта чёрная субстанция двигалась медленно, но явно планомерно, постепенно делая непрозрачными места, остающиеся внизу, словно собираясь скрыть тайну сверхкристалла и его неземную красоту от людей.
Все принялись комментировать это дело. Даже лейтенант опять взялся за свою фуражку.
Билл попытался потрогать рукой в перчатке потемневшее место. Ну и ничего: кристалл, что выше потемнения, что ниже, остался на ощупь точно тем же: шершавым и холодным монолитом.
Лейтенант скомандовал:
– Ну-ка, рядовой Мвемба. Это ведь вы собирались, насколько я помню, отколоть «кусочек» для матери на сувениры? Действуйте. Попробуйте вначале отбить вот отсюда, – он показал на ещё не подпорченную тёмным потоком светящуюся красоту, – А потом – и отсюда, где уже потемнело. Кувалда – у Пратчетта.
Здоровяк-негр подошёл к рюкзаку капрала. Вынув кувалду, поиграл мускулами на полуобнажённом в процессе работы торсе. Хмыкнул. Звучало в этом звуке нечто первобытное. Так, наверное, хмыкал охотник, перед тем, как добить копьём поверженную наземь удачно брошенными болас, газель… Бедный кристалл.
Однако ни с первого, ни со второго могучего удара ничего не откололось.
Мвемба буркнул: «Мать его… Погоди ж ты!» После чего скинул китель (лейтенант промолчал), поплевал на ладони, вцепился в рукоять так, что чёрные пальцы побледнели, и замахнулся…