Его величество Человек
Шрифт:
—Мама, а Сарсанбай уже ест хлеб,— поспешила доложить Леся.
Сарсанбай хмуро посмотрел на нее.
—Ты ведь только что позавтракал, сынок. А что будешь есть в школе? — мягко сказала Мехриниса.
Сарсанбай неохотно завернул в бумагу надкушенный ломтик, положил в портфель.
—Ну, вы готовы? Пошли! Абрам, Галя, на улицу не выходите, играйте здесь, на айване. Я скоро вернусь.
Мехриниса взяла Лесю за руку. Витя, Остап и Сарсанбай шли впереди, гордые и довольные.
—Ассалому алейкум, Мехриниса! — поздоровалась соседка Захира.
—Веду детей в школу.
—Вот как! А ты, красавица моя, тоже идешь учиться? — Захира обняла Лесю.
—Нет, хола. Я пойду учиться еще через три года,— объяснила Леся, растопырив пальчики.
—Вот как! Ах ты милая моя! Ну, будьте все здоровы.
Мехриниса и дети пошли дальше. Захира ласково смотрела им вслед. Неизвестно откуда перед Захирой вдруг появилась Таджихон.
—Да разве такие дадут спокойно жить?
—Ой, откуда вы взялись? Напугали меня. Ну вас,— рассердилась Захира.
—С неба свалилась,— засмеялась Таджихон.
—Похоже! Я тут дивлюсь на Мехринису. Повела детей в школу.
—Ну и что, если даже будут учиться? Разве станут они, ей родными?
—Да вы что говорите, апа?
—Вскормишь осиротевшего теленка — будешь плавать в масле, воспитаешь ребёнка-сироту — только наживешь себе горя.
—Как у вас поворачивается язык, апа, говорить такое? Услышит Мехриниса, будет стыдно!
—Не я сочинила. Исстари так говорится. Наверное, впервые и сказал какой-нибудь бедолага, воспитавший сироту себе на горе.
—Нечего вспоминать старое, не то теперь время. Все нынче по-другому. Вон Мехриниса... Война сделала детей сиротами, а она возвратила им счастье.
—Посмотрим еще, чем все это кончится,— злобно скривилась Таджихон, повернулась и направилась к своему дому.
—С дурного языка — дурные слова! — крикнула Захира ей вслед.
Двухэтажное здание школы выходило на широкую улицу. Мехриниса не раз проходила здесь и всегда останавливалась у решетки, которой был обнесен двор, смотрела на детей, резвившихся среди клумб. Однако заходить в школу ей не доводилось. Сейчас Мехринису охватило волнение: как примут ее детей, разрешат ли им посещать школу, не отчитают ли за то, что она привела их так поздно?.. Учебный год-то ведь давно был в разгаре.
Мехриниса открыла тяжелую дверь и остановилась. В просторном вестибюле было шумно. Множество детей неутомимо сновали во всех направлениях, звонкие голоса сливались в один веселый гомон, от которого с непривычки сразу
же закладывало уши.
—Ну, пойдем же, мама.— Остап взял Мехринису за руку, и они двинулись по широкому коридору, пробиваясь через нескончаемый живой поток.
Мехриниса шла нерешительно, боязливо озиралась по сторонам, зато дети ее чувствовали себя свободно. Витя шествовал важный, надутый. Остап радостно улыбался, а Сарсанбай, пользуясь растерянностью матери, исподтишка дергал за косички подворачивавшихся по пути девчонок.
Возле двери с надписью «Директор» все остановились. Как раз в этот миг зазвонил звонок, и шум стал смолкать. Мехриниса открыла дверь в кабинет.
—Ассалому алейкум! Можно войти?
—Ва алейкум ассалом. Проходите, садитесь.— В глубине кабинета в кресле с высокой спинкой сидела пожилая женщина.
Мехриниса присела на краешек стула.
—Детей вот привела,— сказала она и смолкла, не зная, что говорить дальше.
—В какой школе они учились? Какова причина перевода?
—Не учились они. Только теперь пойдут в школу.
—Только теперь? Но учебный год, как вы знаете, давно начался. Вы что, только приехали?
Дверь открылась, заглянула Леся. Как и других детей, мать оставила ее за дверью, наказав терпеливо ждать. Леся не выдержала ожидания.
—Входи, девочка. Это ваша дочка?
—Моя. Но учиться я привела других детей. Они в коридоре.
Директор выглянула в коридор, весело сказала:
—Ну-ка, заходите, ребята!
Дети Мехринисы вошли в кабинет. Сарсанбай и тут не мог стоять спокойно. Комкая тюбетейку в руке, он бегло оглядел комнату и ткнул Витю в бок.
—Как их фамилия? — спросила директор Мехринису.
—Махкамовы.
—Все Махкамовы?
—Да.
—Погодите, сестричка. Вы не жена ли того самого кузнеца Махкама-ака?
—Да.
Женщина рассмеялась и сразу помолодела. Присела рядом с Мехринисой, положила руку ей на плечо.
—То-то, я смотрю, ваше лицо мне знакомо, только не могу вспомнить, где я вас видела. Я решила, что вы просто уже бывали у меня. Теперь вспомнила. Даже вспомнила ваше имя — Мехриниса. В газете о вас очень хорошо написали. В такое время нет приема в школу, но для вас сделаем исключение. Мы сами, вообще-то, должны были прийти к вам за детьми... Когда начнутся каникулы, отправим их в лагерь. Ну, давайте запишу-ка я ребят.— Директор вернулась к столу и села.
Я хотела посоветоваться с вами,— осмелела Мехриниса.— Эти двое,— она показала на Витю и Остапа,— конечно, будут учиться в русском классе. Не трудно ли будет Сарсанбаю? Может, ему лучше пойти в узбекский класс?
Сарсанбай вскочил с места.
—Нет, мама, я буду учиться вместе с Витей и Остапом.
Во второй половине дня из школы вернулись Остап и Витя.
Леся бросилась к брату:
—Что получил, ака? Пять? Ну, говори же!
—Сегодня отметки не ставили.
—Когда будут ставить, ты пять получишь? Да?
—Да,— снисходительно улыбнулся Остап.
Мехриниса убрала свое шитье, разожгла самовар, потом поставила хантахту и расстелила дастархан. Остап, снимая ботинки в прихожей, рассказывал матери школьные новости.
—Знаете, мама, к нам в школу приходила комиссия.
—Какая комиссия?
—Не знаю.
Остап радостно покрутился на пятке и убежал к детям.
Мехриниса позвала детей к дастархану и тут только обнаружила, что Сарсанбай еще не вернулся. Она вопросительно взглянула на Остапа.