Его величество Человек
Шрифт:
—Это Сарсанбаю,— робко подсказал ему Абрам.
—Да, да... Отдайте Сарсанбаю.— Ахунбабаев протянул коробку Абраму, так и не разобравшись, куда делся загадочный Сарсанбай.
Дети дружно поблагодарили Ахунбабаева, но никто не решился открыть свою коробку, только Леся настойчиво тянула за ленточку, но та, вместо того чтобы развязаться, затянулась узлом.
—Проходите, дорогие гости! Все готово! — Махкам-ака появился на айване.
—В сущности, уста, можно было бы здесь, на воздухе, посидеть,— заметил Кадырходжа.
—Нет, нет! В кои веки собрались вы к нам, и что же — сидеть на улице? Прошу в комнату!
—Действительно, времени для встреч нет, и все-таки встречаться надо. Без этого жить будет еще труднее. Как вы считаете, руководители? — Ахунбабаев, улыбаясь, посмотрел на Кадырходжу и Исмаилджана.
—Работа работой, а дружба дружбой, Аксакал. Мы очень рады, что вы нашли время прийти к нам,— ответил Кадырходжа и тоже улыбнулся.
Все вошли в дом, и в нем сразу стало тесно. Керосиновая лампа тускло освещала комнату.
—Уста, где у вас здесь проходит электролиния? — спросил Ахунбабаев, глядя на лампу.
—На соседней улице. Начали проводить и к нам, да помешала война.
Молодой человек, сопровождавший Ахунбабаева, переглянулся с ним, достал записную книжку и что-то пометил в ней.
Мехриниса принесла самовар, расставила посуду.
—Добро пожаловать!
Блестя огромными черными глазами, она села у стола и, обращаясь с гостями, как со старыми знакомыми, принялась расспрашивать их о житье-бытье.
—Как вы поживаете, отец? Как жена, дети? — без всякой робости спрашивала она Ахунбабаева.
—Спасибо. Все здоровы. Пусть и у вас все будет хорошо,— отвечал Аксакал.
—А как вы поживаете? Жена поправилась? Получаете ли письма от дочки? — заговорила Мехриниса с Кадырходжой.
—Дочка пишет часто, всем передает привет.
Мехриниса нашла о чем побеседовать и с Исмаилджаном, и с молодым человеком, сидевшим рядом с Ахунбабаевым...
Растерявшийся от встречи с Аксакалом, Махкам-ака был очень рад, что жена оказалась такой любезной хозяйкой и ведет себя просто и естественно. «Молодец, жена, молодец!» — думал кузнец с облегчением.
После того как Ахунбабаев, прихлебывая чай, рассказал смешную историю о сапожнике, выпившем на спор полуведерный самовар, все, в том числе и Махкам-ака, почувствовали себя совсем непринужденно.
—К сожалению, нам нужно ехать, да и вас задерживать неудобно.— Худощавое лицо Ахунбабаева стало сразу серьезным.— Уста, партия и правительство от души признательны вам.— Ахунбабаев потеплевшими глазами смотрел на Махкама-ака и на Мехринису.— Народ не забудет ваши имена. Огромное спасибо вам говорят и бойцы, сражающиеся на фронтах. А в будущем, когда вырастут эти дети, они сами до земли поклонятся вам за то великое добро, которое вы для них делаете. Будем живы-здоровы, увидимся еще...
Ахунбабаев не успел договорить — с улицы послышались крики детей. Мехриниса быстро выскочила из комнаты. У крыльца стоял милиционер, держа за руку Сарсанбая. Мехриниса бросилась к мальчику, прижала его к себе.
—На вокзале он был. Обещал больше таких прогулок не устраивать,— устало сказал милиционер.
—Арестовать бы его! — воскликнула Мехриниса и тотчас испугалась своих слов. Она обернулась к милиционеру и, стараясь оправдать Сарсанбая, заговорила быстро-быстро: — Сам он, наверное, не знает, как это получилось. Конечно, не знает. Извините его, амаки!.. Ты проголодался, сынок? Идем скорее кушать.— Мехриниса снова обняла Сарсанбая.
Крупные, как горошины, слезы закапали из глаз мальчика.
—Пожалуйте в комнату. Выпейте пиалушку чая,— пригласила Мехриниса милиционера, но тот торопился и, отдав честь, ушел.
Из комнаты с шумом вышли гости. Мехриниса что-то шепнула Сарсанбаю на ухо, он подбежал к гостям и поздоровался с ними так весело, точно кто-то другой только что лил горькие слезы.
—Вот какой ты славный мальчик,— ласково похлопал Сарсанбая по плечу Ахунбабаев.— Только больше не убегай, не огорчай маму с папой. Не успеете и оглянуться, уста, как эти парни подрастут. Достойная будет нам смена.
Ахунбабаев снова дружелюбно посмотрел на Махкама- ака и принялся прощаться с детьми за руку, как со взрослыми. Уже у самой калитки он внезапно остановился.
—А что там за дувалом, уста?
—Пустырь, он выходит к арыку.
—Вам этот двор теперь не мал? — спросил Аксакал.
—Ничего, умещаемся,— улыбнулся Махкам-ака.
—Ладно.— Ахунбабаев что-то сказал молодому человеку, и тот опять сделал пометку в записной книжке.— Уста, вот этого молодого человека вы запомните.— Ахунбабаев повернулся к Махкаму-ака.— Он хороший человек и хороший хозяин. Когда нам что-нибудь от него нужно, мы становимся перед ним на колени, складываем руки на груди — и, знаете, он всегда нам помогает.— Ахунбабаев рассмеялся, а молодой человек покраснел до ушей.— Если и вы когда-нибудь обратитесь к нему, думаю, он не оставит вашу просьбу без ответа.
—Спасибо, Аксакал, спасибо.
—И от меня спасибо,— взволнованно сказал Кадырходжа.
—Ваш начальник, уста, человек тоже не маленький.— Ахунбабаев поглядел на Кадырходжу.— Его тоже иногда можно побеспокоить просьбой.
—Да нам ничего не надо. Спасибо за заботу,— благодарил Аксакала Махкам-ака.
Гости сели в машину и уехали вместе с кузнецом. Дети и Мехриниса долго стояли на улице. Уже машина скрылась из виду, улеглась поднятая ее колесами пыль, а они все смотрели и смотрели вслед.
—А почему папа уехал? — спросил Абрам.
—Папа приезжал с работы, сынок, и уехал опять на работу. Вернется утром. Он сегодня снова работает две смены...
Глава девятнадцатая
Не один Махкам-ака — почти вся артель работала теперь по две смены. Случалось оставаться и на третью смену. Порой даже Исмаилджан, председатель артели, сам становился на место уставшего до изнеможения или заболевшего кузнеца. Бумаги, принесенные секретарем, он подписывал тут же, на горячей наковальне. Кадырходжа знал, где разыскать председателя, и шел прямо в кузницу. Работы было много. Военный заказ еще не до конца выполнили, а тут началась горячая пора полевых работ. Приходилось брать заказы и для сельского хозяйства. Рабочих рук не хватало: лучших, опытнейших кузнецов направили на военные заводы. Управленческий аппарат сократили до предела. Всех, кто мог работать физически, перевели в кузницу. В конторе сидели лишь бухгалтер да секретарша.