Его величество Человек
Шрифт:
Мехриниса с болью в сердце наблюдала за всем, что происходило во дворе.
—Капризничает. От жары, наверное,— сказала она с сочувствием, подходя к медсестре.
Медсестра устало взглянула на Мехринису, тяжко вздохнула.
—Этого в Дом ребенка сейчас увезу, там и накормят, и полечат, а вот что с девочкой делать — не знаю. Хочет быть рядом с матерью.— Она сказала это скорее сама себе, чем Мехринисе.
—Послушайте...— Решение у Мехринисы возникло в одно мгновение.— Мы живем в этой махалле, близко. Пока мать поправится,
—Это было бы чудесно.— Медсестра обрадовалась, посветлело ее усталое лицо.
—Да я сама буду навещать эту женщину...— продолжала Мехриниса.
Медсестра позвала девочку, стала ласково ей объяснять, что тетя зовет ее к себе пожить, обещает ходить с ней к маме.
Девочка, нахмурясь, настороженно оглядела Мехринису и вдруг доверчиво улыбнулась ей.
Остап и Сарсанбай, напряженно смотревшие на беседующих, понимающе переглянулись и тихонько пошли к воротам.
—Как тебя зовут, доченька?— спросила Мехриниса.
—Ляна!
—Имя у тебя красивое. И ты сама тоже славная. Ну, пошли!
И тут произошло неожиданное. Ляна заупрямилась, сказала, что она пойдет с Мехринисой только в том случае, если они возьмут маленькую сестренку. Мехриниса попыталась уговорить Ляну, но та настаивала на своем. Мехринису растрогала просьба девочки.
—Давайте мне младенца.— Мехриниса протянула руки к медсестре.— Попробую, если не справлюсь — в Дом ребенка отвезем.
Едва они вошли во двор, дети с шумом столпились вокруг, один только Витя остался неподвижно сидеть в углу.
—Пришла? — Остап радостно смотрел на Ляну, как на старую знакомую.
Ляна исподлобья рассматривала детей. Леся, ухватив мать за подол, просила сейчас же показать ей малыша. Галя тоже тянулась к ребенку, разматывала пеленки.
Мехриниса распеленала малышку, подогрела сладкий чай, попробовала напоить ее с ложечки. Девочка на несколько минут умолкла, но потом вновь принялась плакать. Прижав младенца к груди, Мехриниса беспомощно металась по двору. Вошла Икбал-сатанг — она проходила мимо и услышала детский плач.
—Погодите, келинпашша[56],— сказала она, нимало не удивившись тому, что на руках у Мехринисы грудной младенец,— я сейчас вскипячу молоко.
Икбал-сатанг вернулась через несколько минут с пиалушкой в руке. Она остудила ложечкой молоко и осторожно попыталась напоить малышку. Но девочка пить с ложечки не умела и лишь пускала пузыри, чмокая губами.
—Не получится так,— огорчилась Мехриниса.
И тут вдруг Икбал-сатанг вспомнила, что у Салимы, невестки ее знакомой Захиды, недавно родился ребенок. Она лихо хлопнула себя по бедрам и предложила Мехринисе срочно пойти к Селиме.
—Попросить-то можно, но согласится ли она? — заколебалась Мехриниса.
Мехриниса напомнила Икбал-сатанг, что свекровь Салимы страшно суеверна. К тому же не прошло еще сорока «очистительных» дней после родов. А потом,
—Ведь она же человек! Поймет! Я бы сама с вами отправилась, но нужно срочно размещать семьи эвакуированных. Идите смело, не бойтесь.
Икбал-сатанг ушла, а Мехриниса принялась поспешно переодеваться.
Чем ближе подходила Мехриниса к дому Захиды, тем сильнее ее охватывала тревога. Перед домом она невольно замедлила шаги: может, лучше совсем не ходить, чем оконфузиться? Малышка снова громко заплакала, и это подтолкнуло Мехринису.
Навстречу гостье вышла необыкновенно расцветшая после родов Салима. Она пригласила Мехринису в комнату, как бы не замечая, что у той на руках ребенок.
—Как вы себя чувствуете, милая Салима?
—Спасибо, хорошо.
Салима вышла в прихожую за хантахтой. Она расстелила дастархан, поставила поднос с угощениями и собралась было поставить самовар, но тут Мехриниса взмолилась:
—Милая моя, голубушка, я приду еще как-нибудь. Спешила, чтобы успеть до сумерек...— И Мехриниса напрямик объяснила, в чем дело.
—Пробовала и молоко, и сладкий чай. Нет у меня соски.— Мехриниса торопилась, боясь, что кто-нибудь войдет и помешает.
Салима не задала ни одного вопроса. Она быстро взяла малышку из рук Мехринисы, расстегнула кофту и дала ребенку грудь. Девочка жадно, захлебываясь, стала сосать. Женщины умиленно посмотрели друг на друга.
—Спасибо вам. Жить вам с Абиджаном в согласии и мире до старости лет! Письма от него есть? — не сводя глаз с ребенка, говорила ликующая Мехриниса.
—Всем передает привет.
—Пусть вернется живым-невредимым на ваше счастье, на счастье сына!..
—Да сбудутся ваши слова, апа. А Батыр-ака пишет?
—Молчит. Не можем понять, в чем дело. Сегодня восемь месяцев и девятнадцать дней, как перестал писать.
—Может быть, апа, он в таком месте, что оттуда нельзя и строчки отправить. Так тоже бывает. От сына моей сестры письмо пришло через семь месяцев.
—О, если бы так!..
Малышка сосала, посапывая. Салима хотела было отнять грудь, чтобы не перекормить девочку, но та сразу заплакала.
—Ничего с ней не случится, как вы думаете, апа? — с опаской спросила Салима, но продолжала кормить ребенка.
—Пусть наестся.
—Как вы любите детей, апа! А у этой малышки мать русская?
—Молдаванка. Будь она неладна, война! Всем народам
горе принесла.
—Мама часто о вас говорит. Она вас так уважает — курпачу под вашу тень стелить готова. И молится за вас очень часто.
—За меня?— удивилась Мехриниса.
—За вас, апа. Газету с вашей фотографией хранит на полке в нише и все говорит мне: «Вот увидишь, невестушка, дети принесут ей счастье и на этом, и на том свете». Вы же знаете, какая у нас мама: она все мерит тем, как на том свете аукнется,— засмеялась Салима.