Его величество Человек
Шрифт:
Махкам-ака и Мехриниса горячо интересовались работой своей приятельницы. Только услышат: «Еще прибыли дети»,— сразу заволнуются: как разместят детей, как организуют уход за ними, как сделать, чтоб попали они в добрые и верные руки...
Сегодня весть о прибытии нового эшелона с детьми принесла Салима, и после ее ухода Махкам-ака сразу поднялся, со значением глянул на Мехринису. Та без лишних слов накинула на плечи пуховый платок, велела детям не шалить, и супруги заторопились к трамваю.
—А не зайти ли на почту? Она ведь по пути. Справились бы насчет перевода,— предложила Мехриниса.
—Женщина всегда остается женщиной! Я же сказал: по ошибке принесли,— проворчал Махкам-ака, которому не хотелось задерживаться.
—И я тоже говорю: чужой перевод. Пусть скорее начнут выяснять, кому он предназначен,— чуть схитрила Мехриниса, все-таки питая в глубине души слабую надежду на эти полученные неведомо откуда деньги.
Махкам-ака на сей раз ничего не возразил и повернул к почте.
Они прошли полутемным крытым переходом и по узкой кирпичной лестнице поднялись на балахану[59]. Из открытого окна доносился раздраженный женский голос:
—Вы не указали номер полевой почты. Как же, по-вашему, дойдет посылка? А потом нас будете обвинять.
—Ой, доченька, уж не знаю, как это случилось! Родному сыну посылаю...— послышался робкий ответ.
Махкам-ака открыл дверь, и супруги увидели старуху, которая вертела в руках посылку, недоуменно вглядываясь в строчки, написанные химическим карандашом.
—Что же теперь мне делать, доченька? — спросила старушка.
—Сейчас сама номер полевой почты напишу... А вы его знаете? — сердито спросила женщина из-за барьера.
Старушка развязала угол кисейного головного платка и осторожно достала сложенный конверт.
—Вот тут адрес сыночка. Будь добра, доченька...
—Подходите, амаки, с посылкой тут надолго. Говорите, что у вас? — Женщина взглянула на кузнеца.
Махкам-ака достал из кармана извещение о переводе.
—Похоже, что по ошибке нам доставили.
Женщина прочла извещение и бросила на Махкама-ака быстрый, заметно подобревший взгляд.
—Перевод, Махкам-ака, адресован именно вам. Кстати, в свежей почте есть еще один на ваше имя. Паспорт с собой? Заполните оба извещения. Я пока займусь посылкой.
—Спасибо, доченька,— закивала старушка, положила на барьер свой сверток и, повернувшись к Мехринисе, стала восхищаться ее сыном, приславшим сразу два перевода.
—Пусть сопутствует удача вашему джигиту. А кто он, командир, наверное?
—Командир, командир,— машинально сказала Мехриниса, глядя, как Махкам-ака заполняет извещения. Ей было уже совсем невтерпеж, хотелось немедленно узнать, от кого и на сколько второй перевод, но она благоразумно помалкивала.
—Впредь деньги мы будем доставлять вам домой,—
вежливо сказала женщина кузнецу.
Махкам-ака поблагодарил ее и направился к выходу. Мехриниса шла сзади. Идти вдвоем по узкой лестнице было невозможно. Возбужденная Мехриниса тяжело дышала, проклиная эти бесконечные ступеньки.
Наконец супруги вышли на улицу.
—О аллах! — воскликнул Махкам-ака и поднял руки к небу. Лицо у кузнеца было красное, взволнованное, весь
вид выражал крайнее недоумение.
—Что значит «о аллах»? Говорите «слава аллаху»,— улыбнулась Мехриниса.— Мужчина всегда остается мужчиной!
—Не можешь без щипков, а?
—Почему бы и мне не ущипнуть слегка? От кого второй- то перевод? Что на бланках написано?
Махкам-ака достал из кармана бланки.
—Терещенко ничего не пишет, а на втором написано вот что: «Отец, купите детям сладостей. Буду безгранично рад, если примете эти деньги, как от родного сына. Сейчас отдам их почтальону и иду в бой. Младший лейтенант Скворцов...» Представляешь, Скворцов-то этот даже своего адреса не сообщил,— помолчав, огорченно добавил кузнец.
—Пусть будет он жив-здоров! Пошли аллах счастья и этому Терещенко! — Мехринису так тронули поступки незнакомцев, что она с трудом сдерживала слезы.
Супруги шагали по тротуару в глубокой задумчивости. Махкам-ака пытался представить себе людей, приславших деньги. «Кто они? Где находятся в эту минуту? Может быть, именно сейчас они оба сражаются не на жизнь, а на смерть? И ведь подумали о нас, о незнакомых узбеках! Я-то себя считал благородным, я-то готов был низко своей тени поклониться, когда отдал чужому мальчишке ботиночки. А оно вот, истинное благородство! Вот она, настоящая человечность: послать деньги и даже не сообщить обратного адреса!»
Мехриниса размышляла о детях, о домашних заботах и хлопотах. «Как вернусь из детдома,— прикидывала она,— сразу же схожу на базар и куплю чего повкуснее, не думая о расходах. Вот что: приготовлю-ка я детям жирный плов. Пусть наедятся, полакомятся вволю...» Мехриниса чуть не наткнулась на столб, стоявший вплотную к тротуару. Она очнулась от дум, засмеялась, пожурила сама себя: «Не будь безрассудной, Мехри, не транжирь деньги! Разве на свете один только сегодняшний день? Наступит и завтра! Килограмм риса-то уже двести десять рублей стоит! Сумею приготовить плов Асрара — и то будет дело».
—«Плов Асрара»! — повторила вслух Мехриниса.— Шутка шуткой, а блюдо так и назвали по имени мальчика. Когда подрастет Асрар, удивится: «Это я придумал такой плов?» И не будут люди вокруг знать, что не Асрар, а война проклятая его придумала. Плов из лепешек, картофельный плов, вермишелевый плов — вот они, кушанья военного времени.
Плов Асрара родился на свет в их махалле. В одной многодетной семье ребятишкам смерть как захотелось плова. Мать не знала, что делать. В доме ни кусочка мяса. Думала, думала и в конце концов нашла выход. Положила рис, вместо мяса — картошку и сварила плов. Изголодавшиеся дети ели с аппетитом. У дастархана вместе с ними сидел соседский мальчик, товарищ старшего, Асрара. Придя домой, он принялся хвалить угощение: