Ехали медведи…
Шрифт:
На отдельной странице были объявления о разовых работах.
«Срочно! Текст для трансляции о глобальных экологических проблемах. Вся дополнительная информация по запросу».
«Модель для голограммы. Пол: мужской. Возраст: 20–40 лет. Телосложение: спортивное. Съёмка в павильоне».
«Дизайн и анимация трансляции на тему безопасного поведения дома и на улице. Исходники предоставляются. Возможность долгосрочного контракта в случае успешного выполнения задания».
Из любопытства Борис решил запросить информацию о ручной работе.
– Найдено четыре раздела, – отозвалась Катюша, – Открыть?
– Да.
– Раздел один. Уборка внешних объектов. Раздел два. Сортировка. Раздел три. Техническое обслуживание помещений. Раздел четыре. Дезинфекция.
– Открой раздел один.
– Пусто.
– Раздел два?
– Пусто.
Остальные тоже были пустыми. Борис вспомнил странного парня с котом и пожалел, что на всякий случай не взял его внутренний номер. Кто знает, как повернётся жизнь, а полезные контакты никогда не бывают лишними.
Чтобы совсем не облениться и не потерять уже имеющиеся навыки, Борис решил не ждать прихода вычислительной машины и начать проходить курсы, требующиеся для получения квалификации графического иллюстратора, прямо сейчас. Первым делом он составил для себя план просмотра утверждённых госстандартом обучающих трансляций по графическому дизайну, анимации и основам
Иногда он доставал из-под подушки свою детскую книгу и смотрел картинки или читал, частично по памяти, частично по-настоящему, заново разбирая буквы и слова, просто потому что ему было нечем больше заняться. Игрушечный слоник прилежно сидел у него не коленях и внимательно слушал хозяина, уставившись в пустоту своими блестящими глазками-бусинками. Его хобот был аккуратно прикреплён на место универсальным средством для склеивания, которое Борис выменял у соседа на 50 граммов перловки из своего третьего набора. Егор Семёнович, кажется, был бы не против отдать средство просто так, помня о том вечере и остатке спирта в заначке, но Борис решил, что нехорошо пользоваться не совсем честно завоёванным расположением старика и для приличия всучил ему перловку, которая всё равно вызывала у него изжогу.
Новая жизнь, поначалу так напугавшая Бориса и показавшаяся ему странной и даже немного загадочной, довольно скоро стала вполне обыденной: транслятор передавал одинаковые новости, одинаковые дроны в одинаковое время доставляли одинаковые продукты, обои показывали те же самые три картинки, каждую деталь на которых Борис уже знал наизусть. Юлиана Павловна как могла поддерживала чистоту в их теперь уже общей квартире, а Егор Семёнович сидел в кресле, смотрел трансляции, предложенные Катюшей, и со знанием дела и особенной, стариковской, мудростью комментировал увиденное. Мир, по его мнению, был прост и понятен. Государство – хорошее, террористы – плохие, тайные агенты – выродки, Черная Чума – зло во плоти, Громов – молодец, солдаты национальной армии – герои, и он сам, Егор Семёнович, тоже герой и молодец, потому что не поддался на провокации коллаборационистов и остаётся верным стране и президенту на веки вечные. Каждый день он садился смотреть этот спектакль с одними и теми же актёрами, играющими одни и те же роли, но каждый раз каким-то чудом умудрялся найти в нём что-то новое, достойное его комментариев. Комментарии эти носили исключительно одобрительный характер и были напрочь лишены какой-либо критики или анализа ситуации. Действительно, зачем было делать выводы из увиденного, если эти выводы были уже сделаны за тебя компетентными и беспристрастными аналитиками? Юлиане Павловне же, в свою очередь, удавалось даже к врагам государства относиться со свойственной её материнской заботой и теплом. «Ой, батюшки ну что же это делается-то, а? – сокрушалась она, посмотрев очередную трансляцию с фронта, – Ну что ж они, как дети малые, всё лезут и лезут? Сидели бы у себя в стране, работали бы, учились. Мы же в их дела не вмешиваемся. Да, завидуют они, это понятно, тому, что у нас сильный президент, огромная и богатая страна, тому, что наша нация всегда превосходила их и всегда побеждала. Но тут уж так сложилось, и никто не виноват. Пусть бы лучше своими делами занимались, а мы бы им помогли. Попросили бы нормально, мол, так и так, не можем мы без вас, сами не справляемся. Неужели Громов отказал бы?» И казалось, что если прямо сейчас, во время новостной трансляции, в квартиру каким-то образом приникнет вооружённый террорист, Юлиана Павловна назовёт его сынком, усадит за накрытый стол, накормит своим супчиком с мясным продуктом, напоит компотиком из сухофруктов, и враг разомлеет, немедленно сложит оружие и прямо за этим столом присягнёт на верность президенту Громову, а заодно и Егору Семёновичу как его законному представителю.
Жизнь была спокойной, размеренной и даже местами скучной, и единственным, что скрашивало их незатейливые будни, была игра в карты в комнате Егора Семёновича и Юлианы Павловны. Около трёх часов дня, когда транслятор заканчивал передавать ежедневную аналитическую программу «Мы или они», можно было выбрать одно из трёх досугово-развлекательных мероприятий, предложенных Катюшей. Домино было скучным, шашки – постоянно недоступными, и Борис как-то сам предложил попробовать сыграть в переводного дурака. Каждый игрок брал свой транслятор, который показывал выпавшие ему карты и рубашки карт других игроков. Чтобы сделать ход, нужно было провести по карте, а результат автоматически записывался в итоговую таблицу, которая демонстрировалась в конце кона. Игра была невероятно увлекательной, особенно для Бориса, потому что Егор Семёнович часто проигрывал и смешно злился из-за этого на своих соперников. Услышав в очередной раз Катюшино «Игра окончена. Игрок номер три выиграл. Игрок номер один – второе место, игрок номер два – третье место», он в сердцах бил ладонью по столу и бормотал: «Чтоб тебя, бабка, террористы сожрали с потрохами! Тоже мне нашли дурачка, у самих-то все козыри в рукавах, небось. Нет, вы попляшете у меня сейчас. Сдавай ещё!» Борис веселился и приказывал Катюше начать новую игру. Так проходило сорок пять минут до следующего выпуска новостей. Борис смотрел его вместе с соседями, в их комнате, и это тоже стало частью их ежедневного ритуала – одним из камушков, прыгая по которым можно было безопасно перебраться на берег следующего дня. Они внимательно прослушивали информацию о количестве убитых террористов и уничтоженных единицах техники, сменяющуюся трансляцией о достижениях государственных служб по обеспечению питания, передвижения и безопасности населения. Потом обычно показывали репортаж с какого-нибудь завода или угольной шахты, где простые граждане Республики трудились не покладая рук во благо своей страны. «Сегодня, – радостно сообщал транслятор, – миллионы рабочих по всей стране, с востока до запада, с севера до юга, ровно в полдень прервали все свои дела, остановили станки и машины и в едином порыве встали по стойке смирно, держа в руках флаги Республики Грисея. Таким образом они хотели продемонстрировать свою верность стране, Партии Народного Единства и лично президенту Георгию Громову – победителю Чёрной Чумы! – играла трогательная, в меру торжественная музыка, и транслятор показывал сменяющие друг друга картинки счастливых улыбающихся людей в рабочей униформе и с подозрительно одинаковыми лицами, – Эти граждане – простые трудящиеся, которые всю свою жизнь проработали на благо нашей великой Республики, во имя добра и справедливости. Они видели многое, и хорошее, и плохое, и они точно знают, кому можно доверять, а кто лишь делает вид, что служит народу. И поэтому сегодня они все, хором, произносят лишь одно имя – Георгий Громов. Ни в одной другой стране мира граждане не демонстрируют такое единство и такую преданность власти, как в нашей Республике Грисея. Ни один другой народ не способен так сплотиться, проявить такую солидарность, как жители нашей славной земли. Наоборот, во всём мире бушуют войны, свирепствует голод и эпидемии, а люди, забывшие про традиционные ценности, убивают, грабят и насилуют друг друга. Доказательство тому – очередной конфликт, разразившийся на западной части континента. Предлагаем посмотреть трансляцию с места событий. Предупреждение: содержит сцены реального насилия. Ограничение по возрасту – двенадцать плюс».
Несмотря на довольно часто встречающиеся «сцены реального насилия», новости были успокаивающими, потому что от них веяло уверенностью в завтрашнем дне, и даже Егор Семёнович забывал о своём проигрыше и, просветлённый, шёл на кухню пить свой чайный напиток, который на вкус действительно был как вода.
Борису нравилось, как всё складывается для него – квартира была вполне приличной, соседи – душки, хотя разница в возрасте между ними иногда удручала его, и он думал, что было бы неплохо пообщаться с кем-то со схожими интересами. Порывшись в СИСе в поиске сообществ бывших военных и обнаружив, что таковых не было, он решил действовать самостоятельно. В один из интервалов для коммуникации он записал обращение в раздел «Разное» Интерактивных досок идеологического обмена, интересуясь, есть ли здесь кто-то, кто хочет пообщаться на тему создания голограмм и, возможно, дать несколько советов начинающему художнику. Сообщение прошло цензуру со второго раза: как выяснилось, идеологический обмен подразумевает использование таких слов как «патриотический», «верный», «идеалы государства» и так далее, и Борису пришлось переписать его в соответствии со стандартом. В следующий интервал оно было опубликовано на одной из досок, где провисело три дня. Не получив ни одного ответа, Борис обиделся то ли на остальных граждан, то ли на Катюшу, и сгоряча отправил послание в архив.
Он продолжал обижаться, пока, буквально через пару дней, не получил запрос от Государственного информационного портала на публикацию своих данных в базе одиноких граждан, чтобы найти спутницу жизни. Эта процедура была обязательной для всех грисейцев и вступала в силу, как только им исполнялось восемнадцать лет. Борис в то время был в армии и поэтому проскочил её, а сейчас настало время наверстать упущенное. Он поначалу опешил, помня о своём обещании полковнику Петренко не бросаться с головой в семейную жизнь, но потом подумал немного и решил, что это будет отличным шансом познакомиться с кем-то, кто в дальнейшем скрасит его унылое существование в комнате с призраком предыдущего жильца. К тому же он где-то краем уха слышал о процедуре принудительного подселения по достижении 33-х лет, которая разрешала соответствующим органам без согласия гражданина направлять к нему для совместного проживания человека противоположного пола, также числящегося одиноким. Безусловно, это делалось с целью повышения рождаемости и преодоления демографического кризиса, да и то не для всех, а только если тебя посчитали достойным для продолжения рода. Борис решил, что будет слишком опрометчивым доверять своё будущее государственным надзорным органам и велел Катюше начать регистрацию.
Процедура размещения информации в базе одиноких граждан на первый взгляд казалась довольно простой: нужно было всего лишь загрузить своё голографическое изображение, точнее, три: портрет, по пояс и в полный рост, сопроводив их коротким аудиосообщением с автобиографией. Но уже на первом этапе возникли непредвиденные сложности, а именно – Борису было нечего надеть для сканирования. Из армии он привёз с собой две чёрные футболки и одну синюю, а также две пары брюк довольно приличного вида, предназначавшиеся для торжественных мероприятий, если таковые будут, и треники, которые он носил каждый день дома. Все эти вещи не отличались чистотой и свежестью, потому что если Борис и ненавидел что-то в этой жизни больше всего, то это была стрика. Сколько он себя помнил, он всегда носил почти одну и ту же одежду, которую ему любезно предоставляло государство. В Центре патриотического воспитания всем детям выдавали тёмно-синие футболки, летом с коротким, а зимой – с длинным рукавом, и тёмно-синие брюки. Вещи, которые дети носили на прогулке, были общими, то есть, ты мог выйти в двадцатиградусный мороз как в тёплом пальто с меховым воротником, так и в курточке без пуговиц на два размера меньше твоего – всё зависело от быстроты реакции и умения надавать по щам тем, кто пытался влезть перед тобой. К форме нужно было относиться бережно, потому что меняли её нечасто, а если ходить в грязных лохмотьях, то можно было нарваться на замечание от директора, которое грозило какими-то очередными лишениями на неопределённый период времени. С шести лет воспитанники сами стирали свою одежду раз в две недели, а трусы и носки – каждые три-пять дней, а с десяти лет они делали это и для малышей. Первый постирочный день в Центре запомнился Борису надолго. Это было в самом начале его пребывания в казённом учреждении, и он постоянно плакал, ныл и просился к маме. Неожиданно, прямо перед сном, когда он уже собирался затянуть очередную песнь про «хочу домооооой… не хочууууу здесь… маааамаааа…», воспитательница содрала его с постели и поволокла в душевую, где уже собрались остальные дети. Всех поделили на группы из пяти человек, велели раздеться догола и выдали каждой группе тазик с ледяной водой (дело было в декабре), а каждому воспитаннику – по обмылку, который пах настолько отвратительно, что Боря поначалу принял его за кусок тухлого мяса. Все дети быстро принялись за дело, а Борис так и стоял с куском мыла, открыв рот и забыв о том, что только что собирался плакать и звать маму. Через пару минут он, наконец, сообразил, что от него требуется, и стал неуверенно возить обмылком по совершенно сухим штанам. Все разом притихли и обратили свои взоры на новенького, а откуда-то из задних рядов донеслось приглушённое хихиканье. «Одежду намочи, тупорылый!», – выкрикнул один из старших, и все засмеялись в голос. Боря покорно погрузил свои вещи в холодную воду, и мыло упало туда же, моментально став скользким и ещё более вонючим. Душевая наполнилась гоготом и выкриками «Ру-ко-жоп! Ру-ко-жоп! Ру-ко-жоп!», на которые спустя некоторое время прибежала разъярённая дежурная воспитательница. Она уже налила себе чашку чая и собиралась было провести следующие полчаса, пока эти дегенераты возятся с одеждой, за просмотром развлекательной передачи, но детский ор заставил её поменять свои планы.
– Так, ну-ка быстро заткнулись, твари! Что тут у вас? Арсеньев, ты опять за своё, гнида? – слова вылетали из её рта вместе с капельками слюны и крошками печенья, которое она не успела прожевать, – Убожище криворукое! Скотина безродная! Чего рыдаешь, падла? Это я должна рыдать от вас всех, бездельники! Живут тут на всём готовом, их, видите ли, обхаживают, кормят, воспитывают, а они даже трусы свои обосранные постирать нормально не могут. Все, кто смеялся, завтра без прогулки и игрового часа. Арсеньев – без завтрака и обеда. Разошлись и занялись делом, считаю до одного!