Эхо былой вражды
Шрифт:
Клавдия Витальевна и Рудомаха спали на полу. На Безугловой был шикарный халат, который, задравшись, едва прикрывал лишь верхнюю часть тела. На столе стояла пустая бутылка из-под шампанского, бутылка армянского коньяка была едва начата. Крот вылил ее содержимое в раковину. Из принесенной бутылки он отпил граммов сто, закусив шоколадной конфетой. Тщательно вытер полотенцем свою бутылку, стирая с нее отпечатки пальцев, и поставил на стол.
— Забирай своих «жуков» и мотай из дома. А мне надо сделать здесь еще одну химию. Ждите меня в машине, — скомандовал Гусар.
Именно такое указание дал Кроту Бугор,
«Интересно, какое задание мог поручить пахан этому пустоболу, что даже мне нельзя о нем знать?» до ломоты в голове размышлял Крот, сидя в машине.
Гусар пробыл в доме часа полтора. Отдавая ключи от дома Безугловых Кроту, устало сказал:
— Отвези меня домой, я вам больше не нужен. Скажите пахану, что я его задание выполнил.
Когда они распрощались с Гусаром, Крот не сдержался:
— Вот уж не думал, что пахану в деле могут понадобиться такие пройдохи, как этот Гусар.
— Не такой уж Гусар дурачок, если ты за весь вечер не смог его расколоть, — возразил Шпак.
— В этом ты прав. Гнилой с паханом и кукушку научат молчанию, — уважительно заметил Крот. — А все же интересно, чего Гусар так долго торчал в доме?
— А мне, думаешь, не интересно? Нам знать этого не дано.
Глава 65
Возвратившись из «командировки», Николай Иванович проводил свою подругу и поехал сразу к Бугру.
Тот вернул ему ключи от дома и подарил несколько фотоснимков, на которых его жена была запечатлена с Рудомахой.
— Не вздумай крутить с ней любовь. Она венерически больна. У тебя теперь оснований для развода больше чем достаточно.
Не сомневаюсь, — довольно произнес Безуглов.
Увидев мужа, возвратившегося домой из долгой «командировки», Клавдия Витальевна по привычке хотела броситься ему на грудь и расцеловать, но Николай Иванович резко отстранил жену от себя.
— Оставь меня в покое! Я со шлюхами не целуюсь!
— Как ты смеешь меня оскорблять? — пыталась возмутиться она.
— Не строй из себя обиженную гимназистку. Больше такие номера у тебя не пройдут! — он прошел мимо нее в дом.
— Да ты, наверное, пьян, — следуя за ним, предположила она.
Достав из кармана пиджака стопку снимков, он бросил их в лицо жене со словами:
— Спектакль, дорогая, закончен, будем разбегаться.
Конфликт в семье Безугловых достиг апогея тогда, когда Николая Ивановича пригласили на обследование в кожно-венерологический кабинет. Врач не обнаружил у него никаких венерических заболеваний. Зато Безуглов узнал, что у его супруги острая гонорея.
— Уж не Рудомаха ли наградил ее таким подарком? Последнее время она мне изменяла с ним.
— Вам это известно? — удивился врач.
— Шило в мешке не утаишь. Кто из них кого наградил гонореей?
— Каждый винит в своей болезни другого, не знаю, кому верить. Мне ведь надо установить источник распространения. А они не хотят в этом помочь.
Имея на руках такие козыри, Безуглов устроил жене разгон, от которого она уже не защищалась, а как раненый зверь сжалась в комок на диване и с широко распахнутыми, от ужаса и жалости к себе, глазами только слушала его упреки и оскорбления. Слишком убедительно было все
Когда утром Николай Иванович, спавший в зале на диване, прошел в спальню к жене, он увидел ее там висящей в петле на газовой трубе.
На тумбочке лежала записка. Безуглов прочитал:
«Будьте вы все прокляты. Если бы ты, мой муженек, знал, как я тебя и Рудомаху ненавижу».
Сложная семейная проблема Безуглова была решена.
Глава 66
Став руководителем филиала банды, которой когда-то руководил Блин, Серый чувствовал себя на седьмом небе. На то были веские основания. Во-первых, он перестал быть исполнителем грязных дел, для этого теперь у него имелись подчиненные. Во-вторых, на новой ступени иерархической лестницы у него появилось больше возможностей для личного обогащения.
Теперь у него и в мыслях не было конкурировать с Бугром, тем более подсиживать его, строить разные козни, которые они когда-то разрабатывали с Эльдаром. Все ушло в прошлое. То, чего он боялся, не случилось. Новые члены банды, которыми ему пришлось командовать, приняли его с безропотной покорностью, подчиняясь всем требованиям и указаниям нового авторитета.
Бывшие «блиновцы» осознали, что попали в ежовые рукавицы, в которых им материально стало легче и лучше жить. Теперь они жили не только за счет того, что доставали сами, им перепадали и крохи с барского стола Бугра: подарки за хорошую работу в сотни тысяч рублей, а то и в миллионы стали приятной неожиданностью. Поэтому среди новичков практически не было сторонников возврата к старому порядку. Правда, дисциплина в банде Бугра была более строгой, а наказание за ее нарушение — до непредсказуемости страшным.
Все было для Серого хорошо, но в его душе шевелился червяк недовольства и давал о себе постоянно знать. Ему было неприятно, что Бугор, подняв его авторитет в банде, так и не приблизил к себе, не приглашал в гости, не гулял с ним, в общении ограничиваясь только деловыми беседами. Он завидовал теперь Бунтылу, которого Бугор поднял над ним, старым членом банды и уж, конечно, более опытным в воровской профессии человеком, так думал Серый в дни депрессии.
В таком плохом настроении Серый приехал однажды в ресторан. Поднявшись на второй этаж, он увидел своего старого знакомого, опытного квартирного вора по кличке Ловкач. Они были практически ровесниками, имели много общих знакомых, общие интересы. Поэтому Серый, несмотря на то, что Ловкач уже был изрядно навеселе, предпочел сесть за его стол, хотя в зале ресторана увидел немало своих приятелей, которые хотели бы погулять с ним.
Таким уважением Ловкач был польщен. Он попытался пригласить официанта и сделать заказ для Серого за свой счет. Тот пресек его попытку:
— Если ты будешь настаивать на своем, то я пересяду за другой стол.
— Не хочу, чтобы ты от меня уходил!
— Тогда побереги свое внимание ко мне до другого раза.
Ловкач смирился с его решением. Довольный компанией и желая произвести впечатление, Ловкач поделился с Серым такими новостями, от которых у того вылезли б глаза на лоб, если бы он не следил за собой и не старался под маской безразличия скрыть интерес.