Эхо былой вражды
Шрифт:
— И как же он плюнул на Эльдара?
— Я поручил ему убрать Ловкача, дал пистолет Шпалы, который ты мне когда-то вручил, чтобы подложить какому-нибудь дохляку. Я подумал: если Ловкач один раз проболтался Серому, то где гарантия, что он не проболтается второй и третий раз? Мне дурная слава не нужна. И я точно знаю, что мертвые умеют хранить тайну. Точно так же им безразлично, какие грехи свалят на них живые. Вот, кажется, все, что тебе надо знать о Ловкаче и Эльдаре.
— Почему ты о своих планах и действиях в отношении Эльдара и Ловкача
— Чтобы обо всем поставить тебя в известность, у меня время было. Но я воздержался посвящать тебя в свои планы, думая о твоей безопасности.
— В каком плане? — удивился Бугор.
— Если бы Серый не пошел со мной на компромисс, то за подлянку и убийство Эльдара воры судили бы не тебя, а только одного меня.
— Им бы меня судить не пришлось, так как я бы не дал тебе разрешения на убийство Эльдара.
— Вот по этой причине я и не стал тебя информировать о своих планах, — улыбнулся Бунтыл.
— Тебя стоило бы капитально наказать, но ты мой сын, который так тонко провернул свою идею, что она не упала на тебя даже своей тенью. Поэтому я тебя прощаю, но делаю это в первый и последний раз. Если ты еще хоть раз совершишь без моего ведома самосуд, помни: прихлопну тебя не задумываясь!
— Мы же свои, отец!
— Я не хочу быть подлецом перед своими братьями зеками, брать твой грех на себя. У меня их, грехов, по горло, — жестко ответил Бугор. — И пока я пахан большой «семьи», ширмой служить никому не буду, даже своему сыну. Я не собираюсь тебе сейчас читать мораль, но ты должен понять, насколько серьезно мое предупреждение, чтобы потом не было никаких недоразумений и разговоров на эту тему.
— Те проблемы, которые у нас были с тобой в начале года, уже ликвидированы, а поэтому для самодеятельности у меня больше нет ни оснований, ни причин, ни желания.
— Я знал, что ты у меня пройдоха, но что до такой степени…
У меня нет родителей или хороших учителей? — похвалился Бунтыл, с облегчением видя, что конфликтная ситуация, без больших неприятностей для него, наконец-то разрешилась.
Отпустив сына, Бугор задумался:
«Вот шельмец, как лихо и тонко избавился от Эльдара, сумев практически задаром стать хозяином его дома. Теперь я могу с уверенностью сказать, что с его хваткой трудно будет выйти на него и практически невозможно сплести ему лапти».
Преступные, античеловеческие действия сына он относил к разряду его плюсов, а поэтому не осуждал, а искренне радовался его «успехам». Мораль, прочитанная Бугром Юрию, была чистой формальностью, чтобы тот знал свое место и не слишком злоупотреблял данной ему властью.
«Вообще-то эти два года ему пришлось как следует пахать, а здоровье он, по-видимому, еще полностью не восстановил. Надо будет послать его с Маргаритой на месяц в санаторий, пускай там немного отдохнет и поднаберется сил», — заботливо подумал он.
Отложив решение этого вопроса на потом, он по телефону вызвал к себе Шпалу. Тот пришел, одетый в добротную и дорогую одежду. Бугор довольно подумал: «Мои новички стали лучше жить и прилично выглядят. Это говорит о том, что у них появился более толковый хозяин».
Шпала уселся на стул, застонавший под его тяжестью, как живое существо, на которое нагружена чрезмерная ноша. Шпала старался сидеть спокойно, не шевелясь. Стул, смирившись со своей участью, перестал скрипеть.
— Расскажи мне, Яков Романович, что тебе сегодня приснилось? — улыбнувшись, попросил его Бугор.
Шпала посмотрел преданными глазами на пахана и, чувствуя к нему душевное расположение, не стал спрашивать, зачем тому понадобилась такая информация, а тоже доброжелательно улыбнулся:
— Долго падал в глубокий колодец.
— Ну и как, разбился?
— Не успел, от страха проснулся.
— Хочешь, я тебе объясню значение твоего сна?
— Как это? — не понял Шпала.
— Ну, как цыгане на базаре гадают, так и я хочу тебе погадать.
— Захотелось пофантазировать? — догадался о причуде пахана Шпала.
— Пускай будет так, — беспечно согласился с ним Бугор.
— Что же, давай вали, послушаю.
— Ты помнишь, я у тебя забрал твою «дуру»?
— Еще бы не помнить, она у меня из башки никак не выходит, — сразу посуровел Шпала.
— Бедокурить и дурак может, а вот умно концы в воду прятать, не каждому дано.
— Хочешь что-то приятное сказать? — с надеждой спросил Шпала.
— Почему ты так думаешь?
— Да встретил ты меня с улыбкой, — опираясь на свою наблюдательность, объяснил Шпала.
— Молодец, толково сечешь. Ты не ошибся в своем прогнозе, но то, что я тебе сейчас скажу, сугубо между нами.
— Заметано, Иван Захарович! — Шпала прижал свои огромные ладони к груди.
Несмотря на его заверение, Бугор продолжал свой инструктаж:
— Ты должен понять, что трепаться насчет «дуры» не в твоих интересах.
— Вы меня обижаете, я же не маленький.
— Вижу, а поэтому мы постарались помочь тебе. Как ты знаешь, недавно умер при загадочных обстоятельствах Ловкач. По официальной версии он умер от отравления этиловым спиртом. Пускай для цветных так оно и остается. Они у Ловкача нашли твою «дуру» и списали на него все твои грехи…
— Не может быть, — не удержавшись, перебил Бугра обрадованный Шпала, потеряв над собой контроль, на что его стул сразу же отреагировал нездоровым писком. Шпала вновь был вынужден сесть по стойке «смирно».
— То, что я сейчас говорю, это факт, и ты его не должен ставить под сомнение, — нравоучительно и с покровительством в голосе изрек Бугор.
— Я вам верю! Но откуда вы узнали, что меты списали все мои грехи на него?
— Мне это сказала моя жена.
— А она откуда могла узнать такую новость?