Эхо Карфагена
Шрифт:
И я решил, я буду делать то, что мне интересно. И это будет хорошо, главное, чтобы мои действия не вредили другим. И я решил копать этот секрет, что оставили нацисты после себя. Я занимался ведением бизнеса, основывал фонды. Делал то одно, то другое, но всегда помнил об этой своей цели. Всегда. Вот это и стала моей целью, моим смыслом. Как шахматная партия, которую ты играешь всю жизнь. Мне это было действительно интересно. Конечно, я к концу жизни стал буквально одержим этой целью. А теперь я хочу передать эстафету тебе, Сережа. Потому что так случилось, что вдруг я обернулся, а я уже умирающий старик, а разгадку не нашел. Я даже не знаю, близко ли я подошел к разгадке.
– Дед, ты конечно
– Ах, да. Тут уж извини, мысль петляет, так что ты меня периодически возвращай к нити рассказа, – усмехнулся дед. – Секрет. Тайна.
Дед опять задумчиво посмотрел на озеро и погрузился думами куда о далеко. Сергей ждал, когда дед снова заговорит.
– В общем, перейду к сути. Уже практически перед самым освобождением в лагере была очередная эпидемия тифа, из медикаментов мне выдавали на день пачку аспирина. Это при том, что у меня от жара и лихорадки в мучениях лежало человек по 50. И это только те, кто был закреплен за мной. Все что я мог, это поддерживать их словом. Некоторые из обслуживающего персонала тоже подцепили тиф. И меня направляли помогать ухаживать и за ними. Там я постоянно соприкасался с одним врачом, таким же молодым, как и я. Отто. Я от той работы не противился, там были варианты разжиться медикаментами, которые немцы на своих не жалели. И мне удавалось что-то раздобыть для своих подопечных в медицинском бараке. Я немецкий уже тогда неплохо знал, но вида особо немцам не показывал. Подумал, что этим козырем мне светить не стоит. Они и так мне поблажки давали из-за моей специальности. И вот, как-то раз попадает в палату водитель, который возил какое-то начальство. Довольно крепко его прихватило.
Звали парня Марк Вебер. Забавный такой был, пока не слег окончательно, все записывал в своем дневнике. Говорил, что этот дневник ведет с самого начала войны. Он своего шефа так и возил с места на место, по-моему, с 1937 года. Они крепко сдружились. В общем, парень повидал всякого. А тут, лежа на койке, он начал понимать, что ему, похоже, конец. Я уж навидался этого среди заключенных. Начало болезни внезапное и характеризуется ознобом, лихорадкой, упорной головной болью, болью в спине. Через несколько дней на коже, сначала в области живота, появляется пятнистая розовая сыпь. Сознание больных заторможено, некоторые впадали в кому, многие больные дезориентированы во времени и пространстве, речь их тороплива и бессвязна. Температура постоянно повышена до 40°C и резко снижается примерно через две недели. Во время этих тяжелых эпидемий до половины заболевших погибали.
Парень промучился неделю в бреду. Но до того, как начать бормотать в бреду всякие вещи, он, видимо понимая, что скорее всего не выживет, начал как будто исповедоваться Отто. Они можно сказать сдружились за это короткое время. Я постоянно сновал туда- сюда, занимаясь своими делами. Эти двое меня как будто не замечали. А я неожиданно для себя стал вслушиваться в то, что говорил Марк. И уже ловил каждое слово. Конечно, я слышал не все. Но они постоянно разговаривали, темы часто повторялись. И я постепенно сложил общую картину того, что Марк поведал Отто.
Дед остановил рассказ и устало посмотрел на Сергея, – Сережа, то что ты услышишь, может показаться ахинеей. Но ты просто дослушай до конца.
Сергей кивнул.
– Марк и Отто часто возвращались к так называемой Тунисской кампании, что происходила в Африке в основном на территории Туниса. Для фашистов это был полный крах в Африке. Эти двое с горечью обсуждали, что там пришлось сдастся в плен более ста тысяч немецких солдатам. Как я потом выяснил, немецкая пропаганда сильно занизила эти цифры. По послевоенным данным там сдалось на милость американским войскам не менее двести пятидесяти тысяч солдат и офицеров вермахта. Ну так вот, Марк со своим шефом прибыли на территорию Африки в составе так называемого «Африканского корпуса» где-то в начале 1940 года. Для Марка это было настоящее приключение. Боевой дух был на высоте, они все тогда верили в силу немецкого оружия и ожидали скорого окончания войны. Они в постоянных поездках по континенту обсуждали это со своим шефом. Как же его звали, – дед потер лоб. – Чертов склероз, забыл. Ну да ладно. Как-то звали. Не суть.
Ну так вот. Основная база, вокруг которой и осуществлял поездки Марк располагалась в Тунисе. Вначале их с шефом поездки были вполне понятны Марку. Все связано со снабжением. Война была в разгаре, линия фронта постоянно перемещалась. С одной стороны -итальянцы и немцы, с другой- американцы и англичане. Но потом Марк стал замечать, что план их поездок изменился. Они все чаще стали приезжать в окрестности Карфагена, старого разрушенного города на территории Туниса. Марк все гадал, зачем они туда приезжают.
– Карфаген, помню из школьного курса истории. Пунические войны, противостояние Рима и Карфагена. Великий полководец Ганнибал. В детстве книгу читал про это, – кивнул Сергей.
– Ну да. Я за всю свою жизнь можно сказать просчитал ВСЕ по этой теме. Скоро узнаешь, почем, – усмехнулся дед. – Ну так вот, продолжим. Марк рассказывал Отто, что его шеф начал все время твердить про Карфаген. Марк хочешь не хочешь, а запомнил многое. Тем более, шеф за столько лет совместных поездок доверял водителю. Тот у него был фактически адъютантом.
И шеф ему поведал, что на протяжении своей истории Карфаген был столицей финикийцев- древних гордых мореплавателей. Которые не знали равных себе по морскому ремеслу. Карфаген стал крупнейшим из держав Средиземноморья. После Пунических войн Карфаген был взят и разрушен римлянами, но затем отстроен и являлся важнейшим городом Римской империи в провинции Африка, крупным культурным, а затем и раннехристианским церковным центром. Но в истории нет ничего вечного, и вандалы захватили Карфаген, и он был столицей Вандальского королевства. Но после арабского завоевания вновь пришёл в забвение. Но память о мореплавателях Средиземноморья не ушла в века. В 1831 году в Париже было открыто общество по изучению Карфагена. С 1874 года раскопки Карфагена велись под руководством французской Академии надписей.
В общем слушал это все Марк и не понимал, зачем эти поездки, когда война в разгаре.
А потом в один из дней они приехали в окрестности Карфагена, и Марк увидел, что там целый небольшой лагерь, кругом палатки, ведутся какие-то раскопки. Но он особой любопытностью не отличался, не стал вдаваться в подробности. Копают и копают, ему дела нет. В тот день они остались ночевать в этом лагере. Что уже было необычно. Марк решил, что шеф просто хочет закутить со своими новыми знакомыми. К удивлению, он увидел, что среди тех, кто вел раскопки появляются и наблюдают за процессом люди в военной форме вермахта. Его это поразило, и он стал внимательнее наблюдать за тем, что происходит в лагере.
Поскольку он все описывал в дневнике, он решил еще делать зарисовки всего что он видел. Я сам дневник видел мельком, но качество рисунков меня удивило. У Марка явно был талант. Так вот, попойка все же состоялась. Марк скучал в одной из палаток, а офицеры с его шефом изрядно набрались. От нечего делать Марк решил пройтись по территории раскопок. Там он увидел, что группа сильно выпивших офицеров вместе с шефом горланят «Песню о пашем товарище», довольно популярную песню вермахта в те военные годы. Ее пели и после войны среди офицером и солдат. И его шеф. А! вспомнил, Генрих его звали, точно, – просиял дед. – Генрих!