Эхо в тумане
Шрифт:
Сказать хотелось многое. В отряде почти двести человек, и добрая половина — люди новые. Утром бой в отрыве от полка… А что они, эти люди? Что могут, особенно там, за линией фронта? И он спросил:
— Членов и кандидатов ВКПб) прошу поднять руку.
Ни одной руки. И политрук шепнул командиру:
— Значит, нас, коммунистов, двое.
Кургин смущенно ответил:
— Я, комиссар, еще комсомолец.
А политрук опять обращался к строю:
— Комсомольцы есть?
Лес рук. И политрук понял не столько рассудком, сколько сердцем: за всех этих ребят отныне отвечает он и перед партией, и перед своей совестью. Просматривая список, он сделал для себя еще одно открытие: они с командиром, оказывается, старше всех по возрасту — им по двадцать два года. Даже Иваницкий и Лобода моложе на год. Невольно вспомнились слова отца: «На войне бьют не по годам, а по ребрам…»
Просто так отец не сказал бы, уж он-то две войны сломал, всю гражданскую прошел от Самары до Владивостока…
3
Для связи полк выделил рацию: коротковолновый приемник и передатчик.
— Проверь, — распорядился Кургин. И политрук попросил радистов Зудина и Шумейко настроиться на волну полка.
Рация помещалась в двух вещмешках: приемник был у долговязого бритоголового Ивана Зудина, передатчик — у маленького, с выпученными глазами Павла Шумейко.
— Наш позывной?
— «Сосенка».
— Позывной полка?
— «Лес». Элементарно, товарищ политрук, — объяснял Зудин, почесывая искусанную комарами голову. — Мы ловим даже Москву.
В его словах послышалось: вот у нас какая техника!
— Вы ловите «Лес».
Зудин шевельнул ручку настройки, и тут же близкий голос ответил.
— «Цоценка», я — «Лец»…
Слушая полкового радиста, политрук про себя отметил: «Ну и говорок!» Полковая рация уже несла свою службу. Политрука радовало, что рация универсальна — при случае можно принимать сводки Совинформбюро, — но огорчало, что на болотах тяжела. Можно было только гадать, как хрупкий с виду боец Шумейко понесет передатчик, у него еще и винтовка, а к винтовке — патроны. Запасные батареи — тоже у него.
— Донесете?
— А то как же, товарищ политрук, — улыбнулся Шумейко. — Если что, поможет Барс.
— Барс?
— Собака Ивана Зудина!
Политрук не сразу обратил внимание, что под сосной лежала овчарка. Она слегка шевелила ушами, слушала говор и как будто понимала, о чем речь.
— Откуда она у вас?
— Прибежала. Из дому.
Подошел Курган, строго взглянул на овчарку и тоном, не терпящим возражения, приказал собаку отправить в расположение полка.
— Товарищ лейтенант! Барс, он понятливый… Если что, будет как немой…
— Товарищ боец!
Зудин тяжело вздохнул, взял собаку за ошейник и увел ее в хозвзвод, поближе к кухне. А Шумейко, приспосабливая к вещмешку плащ-палатку, говорил, ни к кому не обращаясь:
— Барс, он бежал за поездом целых двести километров… От самого Олонца… Он сильный… И рацию носит, даже по болоту. Сам видел…
4
Отделение управления — тридцать два человека — для рейдового отряда почти в двести штыков довольно многочисленное, и политрук уже было подумал, что командир просчитался. Разъяснил старшина Петраков.
К месту и не к месту, подмигивая левым глазом — следствие контузии, он говорил:
— Это, собственно, резерв. Смотрите, кто сюда подобран: Новопашин и Жумабеков — борцы, Екимов, Черняков, Шарон, Давыденко — тоже сильные ребята… Ну, еще кто? Скоков, ваш ординарец Сатаров, Волков, Бугаев — бегуны. А чего стоят Чивадзе и Борташевич! Эти владеют холодным оружием, вы бы видели! Я уже не говорю о Шинкевиче и Мурадяне, о Беленьком и Ледкове. Помните, товарищ политрук, как они в городе Пушкине еще до войны в комбинированной эстафете главный приз взяли? Правда, в группе есть и больно мелкие, Карпец, Тюлеа, Тонконог. Да и Прискоков ростом не вышел. Ненамного крупнее Кирей. Зато он плавает, как бобер. А на водных местах, товарищ политрук, без толковых пловцов — гибель. Вот я не знаю только, на что способны Гулин, Хефлинг, Семаго, Лунгу. Они в полку неделю.
— О товарище Хефлинге мне кое-что известно, — ответил политрук, пораженный осведомленностью старшины. — Эрик Хефлинг — сын немецкого коммуниста, убитого фашистами.
— А как же он, Эрик этот, оказался здесь?
— Там ему нельзя было оставаться, и друзья его переправили к нам. Он член Коммунистического союза молодежи Германии. Словом, как и вы, комсомолец… Его нам прислал штаб армии. Поэтому не сомневайтесь, Хефлинг — товарищ надежный.
Чувствовалось, именно этой подробности Петракову как раз и не хватало. Тут же пришлось убедиться, что старшина изучал не только подчиненных.
— Товарищ политрук, — обратился он к Колосову, — свой партийный билет вы оставляете в штабе?
Колосов приложил руку к карману гимнастерки.
— Вот он, со мной.
— Это сейчас. А в рейде?
Вопрос, конечно, был не праздный. Политрук скорее почувствовал, чем понял, что от того, каким будет ответ, такое будет отношение Петракова, да и других; комсомольцев к нему, единственному в отряде коммунисту.
— Я, товарищ Петраков, свой партийный билет всегда ношу с собой. — И уточнил: — Если, сами понимаете, не будет на то особого распоряжения.
Вскоре Петраков где-то раздобыл прорезиненный пакет.
— Возьмите, товарищ политрук, для документов… Нам же плыть.
Старшина позаботился не только о политруке: такими пакетами он снабдил всех бойцов отряда.
Когда сборы были в разгаре, командира и политрука вызвали к комбату. Огибая высоту, они увидели озеро. За редкими соснами оно казалось горбатым синим полем.
— Туман, однако же, запаздывает, — заметил политрук. В воде, как в зеркале, все еще четко отражалась заря.