Эхо в тумане
Шрифт:
Встреча с лебедем на время отвлекла политрука от тяжелых мыслей. Ярко-оранжевое солнце вставало над камышами. С пугающей торопливостью туман покидал болото, и его белые клочья были похожи на взмывающих в небо лебедей.
Сквозь дремотную тишину смутно доносился гром канонады: казалось, далеко-далеко, может, над самым Онежским озером, проходила гроза. К грому прислушивались, словно к родному и желанному голосу.
Проводник, шедший впереди и оставлявший зарубки на кустах и деревьях, дело
Проводник вел, но бойцов от вражеского глаза скрывал туман, скрывал до той минуты, пока солнце высоко не поднялось над камышами.
С юга уже видны были холмы, и на них гнутые ветрами корявые сосны. На соснах — сомневаться не приходилось — сидели наблюдатели. Трудно было предположить, что их интересовало только болото. На всех картах — наших и вражеских — болото на юго-восток от Шотозера обозначалось как непроходимое. И все же… двигаться по нему незамеченным вряд ли было возможно, если б не туман. Сейчас он покидал болото с поспешностью вспугнутой лебединой стаи.
Опасность подгоняла людей, не позволяла останавливаться. Мокрые, голодные, посиневшие от холода, шли бойцы, напрягаясь под тяжестью ручных пулеметов, дисков с патронами, набитых под завязку вещевых мешков.
Через зыбкий островок, поросший густым осинником, следовал взвод сержанта Амирханова.
— Обратите внимание, товарищ политрук, — говорил он, с гордостью показывая на подчиненных, — как идут Покровский, Молчанов, Василец, Ховзун, Зеленин!
— Еще бы! Спортсмены…
— Само собой, товарищ политрук. Грамотно идут. Расчетливо.
Вглядываясь в движения бойцов, политрук отметил: «Месяц воюют, а такое умение!»
Молодой осинник не позволял подниматься в полный рост, и бойцы, согнувшись и вытягивая сапоги из торфяного месива, где на коленях, где на животе, спешили к коренному берегу. Оттуда уже доносился шум воды. Проводник вывел отряд в точно указанный пункт.
Теперь предстояло идти к узлу колонных путей, полагаясь лишь на разведчиков отряда.
Водопад на реке Шуя — место довольно дикое. Даже война здесь пока что не потревожила ее первозданного покоя. Гранитные берега, причудливо оплетенные корнями сосен, смотрели на мокрых пришельцев, словно в злобном оскале. Огромные валуны, разбросанные по всему плесу, позволяли перебраться на левый берег, не окунаясь в воду. Над водопадом висела водяная пыль, и яркие солнечные лучи пронзали ее, образуя широкую красочную арку. Казалось невероятным, что на восходе солнца может быть такая богатая по гамме цветов радуга.
И Колосову вдруг пришли на ум стихи Державина:
«Шуми, шуми, о водопад!.. увеселяй и слух и взгляд твоим стремленьем, светлым, звучным, и в праздной памяти людей живи лишь красотой твоей!»
Невдалеке, с ручным пулеметом на груди, весь с головы до ног в болотной тине, стоял боец из взвода лейтенанта Лободы. Глаза его, красные от бессонницы, восторженно блестели.
Бойцы прислушивались к шуму водопада, и, наверное, не только политрук, а и все, кто выбрался из черного, затянутого тиной болота, уже ощущали запах боевого дыма. Еще пять километров — и отряд будет у цели.
Увидев у среза воды Кургина, политрук спустился к речке.
— Сверим часы, — сказал Кургин. — Сейчас без пятнадцати шесть. В семь — атака.
— Не успеем. Люди притомились.
— Надо успеть, — тоном, не терпящим возражения, произнес Кургин. — У фашистов завтрак. Эта публика, как известно, к еде относится аккуратно.
Солнце припекало. После изнурительной купели было приятно ощущать на себе ласковые лучи. Гимнастерки высыхали. Ремни пулеметов и лямки вещмешков до крови растирали тело. Плечи стали покрываться язвами.
— Товарищи, еще полчаса… — говорил политрук и не договаривал. Что будет через полчаса — известно: атака. С мыслью о ней бойцы и переплывали Шую. Близость атаки подтягивала людей.
Вернулись разведчики — Кирей и Гончаренко — доложили, что узел, как и предполагалось, представляет собой пересечение колонных путей. До войны здесь была узкая проселочная дорога, по ней зимой на лошадях вывозили лес. Теперь дорогу спрямили и расширили, а кое-где проложили новую, удобную для автомашин и бронетранспортеров.
— Охрана узла? — торопил Кургин разведчиков, делая на карте какие-то пометки.
— Обыкновенная, товарищ лейтенант. Два дота и четыре землянки. Землянки на склоне высотки, с болота хорошо видны.
«Опять болото», — с досадой подумал политрук, слушая объяснение.
— Что собой представляют доты? — допытывался Кургин.
— Один слева, один справа от дороги.
— Сколько амбразур?
— По две.
— Регулировщики?
— Есть. Четыре.
— А всего шесть, — уточнил Гончаренко. — Два уехали в направлении Хюрсюля. На велосипедах.
— Связисты?
— Не похоже. Зачем-то захватили канистру. Привязали к багажнику…
Сержант Волков, оставшийся для наблюдения с Мурадяном и Беленьким, мог доложить обстоятельней, но и того, что сообщили Кирей и Гончаренко, было достаточно, чтобы убедиться в главном: узел охраняется надежно. Сколько там? Отделение, взвод? Командир и политрук рассудили: четыре землянки для отделения — много, да, пожалуй, и для взвода. Боя не избежать.