Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
— Заработал их советский народ, — ответили ей просто. — Наши люди заработали, чтобы помогать нуждающимся товарищам, стремящимся на родину. Не волнуйтесь, это безвозмездная помощь, и теперь они ваши.
Какие странные речи она слышала! Совершенно чудесные... И продолжала плакать, однако это были дорогие, радостные слезы.
Второе замужество Саши
Впрочем, Сашей она была только у своего возлюбленного Павлуши, которого ругала теперь на все лады. Она еще любила этого загадочного восточного принца, неожиданно появившегося рядом с ней и так рано оставившего ее, так странно ушедшего от нее, так страшно удалившегося в страну теней...
Он был идеальным мужем, домашним человеком — не пил, не курил, не водил мужских компаний, все время проводил с нею и детьми, прекрасно ладил с Агриппиной Фотиевной. Как был он нежен с нею, как заботлив, как оберегал от беременностей! Ни одна женщина, наверное, не могла похвалиться таким мужем. У них родилось двое детей, оба выжили, и больше они не планировали увеличивать семью. Только бы жить...
При прощании с ним она поняла одно — не случись его преступления, ареста и трагического вердикта суда, он все равно ушел бы от нее. Сам бы ушел. Да фактически это уже случилось! Ведь все дело в душе, а ее-то как раз у него и не стало, поэтому он сказал ей, что давно умер... А плоть жила, воющая и наглая, и требовала удовлетворения своих больных желаний, требовала эмоций, сотрясающих ее и дающих иллюзию беспроблемной жизни... Его проклятая плоть ради себя покушалась на нее, на детей и маму Сару...
Пока Саша собиралась покончить с браком, тот брак давно уже растаял — вот в чем все дело. Просто Павлуша оставался рядом, чтобы вывезти ее в безопасное место и устроить там. Он боролся с собой, да плохо у него это получалось... Кто кого вывозил из опасности — не понять.
Боже мой, с момента побега из Багдада она опекала неживого мужа! Как же так получилось, когда это началось?
Когда-то в детстве ей сказали — она не помнит кто, — что если ругать человека, то у него все будет получаться, что бы он ни задумал. Вот она и ругала Павлушу. Ведь он намекнул ей — что жажда жизни в нем не исчезла... Это прозвучало так обнадеживающе! Почти как обещание... Она все время помнила эти слова, она поверила в невозможное... Если ругать Павлушу, то может, ему удастся выжить?
Нет, вместе им уже никогда не быть. Ничто не повторяется дважды... Но как ей хотелось, чтобы хотя бы тень его жила на земле! И чтобы она знала об этом.
Знала? Значит, чтобы ей что-то знать, сначала надо выжить. А выживать надо так, как завещал Павлуша — путать сведения, менять имена и даты, места проживания...
Прибыла Александра Сергеевна домой рано утром, так что прошла по селу никем не замеченной, и сразу у проснувшейся матери попросилась помыться и спать. Перепуганная видом дочери, не совсем восстановившейся после драки с контрабандистом, Агриппина Фотиевна растопила русскую печь, сунула туда казан с дождевой водой — мягкой! — и, приказав Порфирию не шуметь на своей половине, принялась готовить обед.
Скудно в эти годы они жили — по всей территории европейской части страны свирепствовал голод, люди мёрли как мухи... Но все же в доме портнихи то ли Мейн, то ли Феленко кое-что водилось из того, что ей поставлял спекулирующий на запорожских рынках сын Павлуша. Была у нее мука, прошлогодний проросший картофель, молодые побеги лука в горшках на окне, и экономно используемое масло подсолнечника. Его она с осени сама сделала на маслобойне из заработанных семечек, и того трехлитрового бидончика ей на всю зиму хватило... Затеяла угостить дочь и выросших внуков варениками с картошкой, сдобренными зажаркой из лука — роскошь!
— Мама, — сказала за обедом выспавшаяся и посвежевшая Саша, — постарайтесь пустить слух по селу, что я овдовела и вернулась домой.
— Зачем?
— Но ведь по сути так оно и есть. Только, кроме этого, мне надо срочно выйти замуж и изменить фамилию.
— Что же с тобой случилось, дочка? — решилась после этого спросить Агриппина Фотиевна, видя, что дочь, прибывшая из-за дол и морей, отошла от потрясения, перенесенного где-то в чужих краях.
— Долго рассказывать...
— Отсюда ты бежала от бандитских пуль, так была хотя бы целой. А вернулась через 13 лет вся избитая, с синяками под глазами... — бухтела Агриппина Фотиевна. — Где Павлуша?
— Нет больше Павлуши, мама, — наклонив голову, чтобы не заплакать, сказала Саша. — Погиб, напали на него на улице, — в Румынии ведь тоже голод, бандитизм... А он был хорошо одет... Меня вот тоже избили и ограбили, правда, уже те, кто помог бежать через Днестр.
— Так вы жили в Бессарабии?
— Да, в Кишиневе...
— И что, зачем надо документы менять?
— Мама, гражданство у меня законное, судом выданное, — сказала Саша. — И документы законные, свеженькие, — при этом она вынула из кармана пиджака документы и подала матери. — Можете не сомневаться и ничего не бояться. Но все же сделайте то, о чем я прошу. Так надо...
— Я боюсь за тебя, дочка. Ты никуда не влипла?
— Никуда я не влипла, но ведь я знаю в лицо убийц Павлуши, а их разыскивает жандармерия. Понимаешь? — говорила Саша матери то, что придумала в дороге. Правду о своем Павлуше она говорить не хотела. — Я для них опасна, и боюсь этого. Вот и все.
— Знаешь, — после некоторого раздумья сказала Агриппина Фотиевна, — о тебе частенько спрашивал Порфирий Николенко. Помнишь такого?
— Который извозчиком у Павлуши был?
— Да, — подтвердила Агриппина Фотиевна. — Сейчас он с твоим братом Порфирием вместе работает, дружат они.
— И что ему надо?
— Он жил тут с одной... даже женат на ней был, — Агриппина Фотиевна сдвинула плечом. — Вроде, неплохая женщина, но бездетная. Короче, уже с год как развелись они. А тебя он просто помнит... Наверное, засматривался раньше. Но он пьет! — поспешила добавить рассказчица.
— Да неважно, — махнула рукой Саша. — Это замужество формальное, ненадолго, только на год-другой. Только для фамилии.
Конечно, фиктивного брака не получилось. Увидев Порфирия Григорьевича, Александра Сергеевна сразу поняла, что говорить с ним откровенно нельзя, не тот это был человек. На его лице написаны были два качества — глупость и чванливость. Не самые лучшие... Но она вспомнила «Сватання на Гончарівці»[2], где говорилось, что нет ничего лучшего, чем быть замужем за дураком, и решила не предъявлять к новому супругу высоких требований. Умный муж у нее уже был...
К тому же, у Порфирия Григорьевича загорелся глаз на нее, а против этого, допустим, деньги были бы бессильны. Нужны были большие деньги, настоящие! А у нее их не было... Замышляя замужество, она рассчитывала на дружескую услугу под символическую благодарность. Но в данном случае не нашла, как сказать об этом простому мужику. Он таких отношений понять не смог бы.
Да и потом, — подумала Александра Сергеевна, — лучше такой мужичок, чем одной мыкаться... Все равно Павлуши нет...
Короче, она вышла замуж по-настоящему. И за кого? За извозчика своего бывшего мужа... До того ей было все безразлично!