Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
— Никого нет, товарищ старший пограничного наряда, — бубнил глуховатый голос. — Померещилось вам. Извиняюсь....
— Где-то здесь... — настаивал более звонкий голос. — Я тебе говорю, Фома ты неверующий, что отчетливо слышал кряхтение и тяжелые шаги. А еще плеск води... Меня, брат, не обманешь.
— Проверим, конечно, — согласился глуховатый голос. — Хотя в данный промозглый холод, как говорится, хозяин собаку из дома не выгонит... А вы меня безжалостно сюда потащили.
— Отставить разговорчики! — прикрикнул тот, кто был старшим пограничного наряда. — Контрабандисты балуют у нас, брат, — вот что. А это ведь фактическая контрреволюция. Понимаешь? Никак я их не поймаю... А надо бы поймать!
— А я везучий и сейчас у нас все получится, — вроде в насмешку сказал «Фома неверующий». — Не отчаивайтесь, товарищ Поленов.
Это пограничники, — вдруг поняла Александра Сергеевна. Наши!
— Эй, мы здесь... — робко позвала она. — Мы под деревом. Помогите!
Через несколько минут их вели на пограничную заставу, и всю дорогу Александра Сергеевна просила, чтобы им оказали медицинскую помощь и дали поспать.
— А я пить хочу, — несмело сказал Борис. — У меня во рту пересохло. Дайте попить!
— Мы, граждане нарушители границы, обо всем доложим начальнику погранзаставы, — отвечал тот, кто носил фамилию Поленов. — Ему и изложите свои просьбы. Скоро придем, потерпите немножко.
На пограничной заставе с Александрой Сергеевной и ее детьми побеседовали ответственные лица, и быстро выяснили, что они являются бывшими гражданами России, вернувшимися теперь из румынского Кишинева и просящими принять их назад, в СССР.
После допроса задержанных осмотрела медицинская комиссия, не только оказавшая им необходимую помощь, но и составившая документ о состоянии их здоровья на момент задержания. В справке прямо указывалось, что нашли их избитыми, что на их телах имелись следы многих травм, таких как кровоточащие раны, свежие кровоподтеки, ушибы, сотрясения мозга.
После этого несчастных беглецов накормили, напоили и отвели в камеры, где предоставили возможность выспаться на чистых постелях.
Утром следующего дня их отпустили под подписку о невыезде и надлежащем поведении. Это была мера пресечения, применяемая к нарушителям закона на стадии следствия и судебного разбирательства. Суть ее заключалась в письменном обязательстве нарушителя не покидать свое место жительства без разрешения соответствующих органов и в назначенный срок являться по вызовам дознавателя, следователя, прокурора и в суд.
— Куда же нам идти? — растерялась Александра Сергеевна, совсем не радуясь предоставляемой свободе. — Мы тут никого не знаем, и денег у нас нет…
— Вот по этому адресу вам предоставят угол и питание, — офицер в пограничной форме протянул ей клочок бумаги. — Живите у этих людей пока что, остальное пусть вас не волнует.
А через несколько дней, согласовав необходимые вопросы с местными властями и подготовив для этого необходимые документы, пограничники передали просьбу перебежчиков о предоставлении советского гражданства, изложенную в письменном виде, в суд. В материалах дела повторялись их показания о месте рождения, о родственниках, о деятельности до отбытия за границу, о том, где они жили в Кишиневе и куда стремились попасть, бежав из него, указывались прочие данные. Все это требовало подтверждения.
До суда они жили свободно, однако под попечением пограничной заставы. Их никто ни в чем не обвинял, относились к ним хорошо, с доверием, с желанием помочь.
— Конечно, все рассказанное нами о себе должно проверяться, — говорила Александра Сергеевна детям, — причем не только в наших родных краях, но и в Кишиневе. Так что надо набраться терпения и ждать результатов.
Дети это понимали и настроились на долгое ожидание. Но все оказалось проще и быстрее. Воистину, на заре советской власти волокиты нигде не было. Суд по предоставлению им гражданства состоялся уже через две недели.
— Гражданка просительница, — уже в конце обсуждения основного вопроса спросил у нее кто-то из членов суда, в которых она путалась, не понимая, кто за нее, а кто против. — Вот вы называете себя Диляковой. В отношении вас Кишинев подтвердил эти данные, тем не менее у нас есть сведения из дореволюционной России, что фамилия вашего мужа была другой.
Александра Сергеевна не растерялась. Она понимала, что такой вопрос ей могут задать и продумала, как отвечать на него, даже с детьми это обсудила, поэтому сейчас красноречиво посмотрела на них, давая понять, что они должны внимательно слушать и правильно понимать ее ответы, проще говоря — мотать себе на ус.
— Вскоре после побега из России мой первый муж умер, — убежденно говорила она. — Собственно, еще в дороге... После такого потрясения, которое мы пережили... Дети, конечно, этого не помнят, маленькими были... А второй муж любил их, не обижал, признавал своими. Все это давно было...
— Почему вы бежали из Кишинева?
— Соскучилась... — неопределенно сказала Александра Сергеевна. — Да и потом... я осталась без средств к существованию...
— Не утруждайтесь, — улыбнулся тот, кто показался ей наиболее приветливым человеком из присутствующих. — Мы знаем, что было потом... Случилась тяжелая история с вашим мужем. У нас есть выписка из кишиневского суда.
Александра Сергеевна наклонила голову и слегка кивнула, дескать, тут и без слов понятно. Она готова была расплакаться от тоски по спокойной жизни, хотя была такая жизнь у нее бог знает как давно.
В конце концов, к ним отнеслись с таким участием, как только в сказках сказывалось. После этого Александра Сергеевна поверила в советскую власть, перестала бояться и даже признала ее как самую справедливую и человечную. А как же иначе могло быть, если им не просто предоставили гражданство, но выдали новые документы на названную фамилию, а также снабдили бесплатными билетами для проезда до места назначения, а именно до Славгорода. Вдобавок к этому выдали определенную сумму советских денег, достаточную для двухмесячного проживания. Это называлось подъемным пособием.
Такого Александра Сергеевна не ожидала. Страшное напряжение, владевшее ею последнее время, прорвалось все-таки прямо в зале суда. И она залилась слезами. Она плакала неудержимо, но уже не от горя и обиды, а от неожиданного счастья, от невиданного милосердия. Деньги... они же не падают с неба, не берутся ниоткуда. Их кто-то заработал.
— Чьи это деньги? — обеспокоенно спросила она, заслышав о пособии. — Кто мне их дает?
Ее осторожность можно было понять — она не хотела, оставшись нищей, обременять себя долгами или попадать в зависимость к кому-либо, пусть даже к бескорыстному добродетельному человеку.