Эхо вечности. Багдад - Славгород
Шрифт:
В армейской разведке
Нет ничего тайного, что не станет явным.
Иисус Христос
Я не просто хотел быть шпионом, я хотел быть полезным своей Родине.
Владимир Путин
Преодолевая опасности
Начнем с оды разведке, поскольку она представляет собой сложный и прекрасный конгломерат — высокое искусство, соединенное с богатым интеллектом, научным расчетом, физическим совершенством и актерским обаянием.
Мы часто оцениваем людей по тем соображениям, можно или нельзя «идти с ним в разведку». Интуитивно понимая, сколь это серьезное дело — разведка, мы позаимствовали один из ее принципов для обыкновенной жизни и возвели его в главный оценочный критерий надежности людей. Собственно, он стал для нас главным ориентиром по отношениям друг с другом, главным мерилом сортировки людей на друзей и врагов. Этой оценкой мы инстинктивно руководствуемся, приближая к себе одних и отдаляя других знакомых. Разведка — главный нерв и залог успеха любого будущего: личного, семейного, общественного. Разведка — это музыка в камне, стихи в прозе, огонь в крови. Она же — чистый исток любви, той, что «вместе и в радости, и в горе», а не «чай, кофе и потанцуем» или того хуже — «дружеский секс». Разведка — путь, разведка — страсть. Она — преодоление себя. Ее не проведешь, не обойдешь, не перескочишь. Она вездесуща, она есть, а не кажется. И уходя в разведку в сознательном возрасте, мы из нее больше не возвращаемся, а лишь достигаем автоматизма и мудрости.
Так что, пока молоды — в чащобы, в неприятельские тылы, в разведку!
Борис Павлович не имел специального образования для работы в разведке, не оканчивал ни серьезных курсов, ни училища. Он просто имел для нее все данные от природы и этим пользовался. Естественно, что он не стал аналитиком или руководителем высокого ранга, а был опытным и находчивым бойцом, талантливым исполнителем чужих начертаний. Планы действий по захвату контрольного пленного составляли другие. Исходя из этого он и задачи выполнял не планирующего характера, а боевого. Чаще всего это были тактические задачи. За практическую сметку, проворность и находчивость его и ценили, всегда назначая руководителем группы захвата.
Так вот если брать в среднем по статистике, многие операции «поиска» срывались из-за того, что противник обнаруживал разведгруппы еще до начала операций, и группы вступали в бой раньше времени, или же из-за того, что не получалось проделать проход через минное поле. Пленных удавалось взять только в очень удачных случаях. А живыми довести до своих — еще реже.
Так, известен случай, когда в ночь на 13 мая разведгруппа их роты в составе 9-ти человек производила контрольный «поиск» пленного. Группе захвата из 3-х бойцов удалось преодолеть все заграждения и проникнуть вглубь вражеской обороны. Разведчики добрались до ближайшего блиндажа, ворвались в него и обнаружили там нескольких немцев. С собой они могли взять только одного, остальных пришлось нейтрализовать... Казалось бы — удача! Но пленный оказался несговорчивым настолько, что довести его до места живым не удалось. Операция оказалась бы сорванной, если бы один из разведчиков не прихватил с собой письма и документы, что лежали на столе, а также автомат.
Но у Бориса Павловича за время его недолгого пребывания в разведке неудач и осечек не было, потому что он никогда не спешил, умел выждать момент и внимательно готовился к операциям, просчитывал каждую мелочь, каждую деталь, каждый шаг. Один раз он поспешил и получил ранение, но об этом чуть ниже.
Иногда, впрочем, приходилось проводить разведывательно-диверсионные работы в прифронтовом тылу противника. Вот тогда Борис Павлович снова обязательно надевал немецкую форму, теперь уже с погонами и знаками отличия, что всегда ввергало его в приступы страха.
Жизнь фронтового разведчика полна опасностей. В условиях войны она изобилует неожиданностями, к сожалению, в основном неприятными; в сложных обстоятельствах не предлагает стандартных решений, требует от разведчика молниеносной реакции и даже актерского мастерства, а также взаимной выручки и понимания друг с другом. Это, без преувеличения, жизнь у смертельной черты. Возможно, поэтому разведывательные подразделения в некотором смысле относились к привилегированным. Во-первых, они базировались в тылу, хотя и недалеко от фронта. А во-вторых, разведчики не сидели безотлучно на позициях, как полевые солдаты. Им нельзя было сосредотачиваться на одной точке, на узком участке фронта — им необходимо было находиться в особенном состоянии души, чувствовать простор, дышать вольным воздухом, чтобы в любой момент можно было стать ветром и крыльями одновременно. Это, конечно, образ, но вдумчивый читатель его поймет.
Всего Борис Павлович принимал участие в 17-ти операциях, лично взял 9 «языков», нейтрализовал много вражеских бойцов.
Дети, а потом и внуки, даже правнуки всё допытывались, скольких немцев он за всю войну застрелил, а он отмалчивался — неудобно ему было говорить, что он по живым людям стрелял. А потом, начав диктовать младшей дочери свои воспоминания, как вспомнил, сколько раз эти изверги в него стреляли, в его родных... Как замелькали перед ним заново картины плена и оккупации, сплошных расстрелов, тогда перестал стесняться и признался, что вначале считал их, а потом после 30-ти перестал — операции-то были групповые. Да и не только поэтому, просто солдат, стреляя, не всегда знает попадает он в десятку или нет. Бывало, что так только, слегка выводил врага из строя... А то, может, и мазал. Конечно так, чтобы в глаза человеку смотреть и стрелять в него, такого не было, так не смог бы он поступить. Это только немцы на такие дикарские мерзости способны.
Еще одно правило, которому следовал Борис Павлович. Но об этом пусть расскажет он сам:
«Разведрота 37-й армии... И вот, когда мы за Днестром сидели, послали нас, армейских разведчиков, взять языка. Дело было перед открытием второго фронта. Это должно было произойти в начале июня 1944 года[57], а шел только май. Но мы готовились и тогда через день на операции ходили. И вот в ходе операции у нас завязался бой. Ни одна из сторон не уступала другой, наконец, выдохлись и мы и немцы.
Ну, разведчик же не может, идя на операцию, набрать с собой боеприпасов на всю жизнь, не может. И немец перед атакой берет ограниченный запас.
И вот случай. Бегу я, выстрелял весь автомат, ни гранат, ни одного патрона, ничего у меня больше нет. И бежит навстречу мне немец с ручным пулеметом. Я падаю в воронку, наставляю на немца автомат и жду. А он падает на ровном месте и пулемет сваливается на него. И вот мы оба лежим. Потом я, значит, пилотку вверх поднял — немец не стреляет. Я одним глазом присмотрелся и вижу, что у него пулемет зашевелился. Я в ответ автоматом шевелю. Не знаю, сколько бы мы так лежали. Наверное, долго.
Он понял, в каком мы оказались положении, первым. Поднимается и говорит мне:
— Иван, нихт патрон? Их тоже нихт патрон, — я лежу, на его слова не реагирую. Он снова говорит: — Иван, поднимайся, уходи. Не хочешь? Ну лежи...
Взял на плечо пулемет и ушел. Тогда и я поднялся.
Это был наглядный урок для меня! Я понял, что ни ловкость, ни сила не придадут человеку перевеса, если он не научится быстро ориентироваться в происходящем, не научится правильно действовать в сложившихся обстоятельствах. Простая истина, да? Но тогда она словно молнией сверкнула в моем сознании.