Эхо Великой Песни
Шрифт:
— Сначала принесу еды. И угля.
— Даже родная мать так не заботилась обо мне, как ты.
— Приходится. Иначе ты умрешь и не сдержишь слова.
— Я всегда выполняю обещания. И не забываю их.
Пробный Камень пристально посмотрел на капитана своими зелеными глазами и вышел.
Талабан открыл судовой журнал, чтобы сделать запись о минувшем дне. Когда стемнело, он зажег лампу. Стены каюты за долгие годы сильно закоптились от ламп и жаровни. Может быть, кораблю тоже стыдно за свое бессилие и утрату былой красоты? «Экий ты романтик», — сказал себе Талабан.
Закончив запись, он разделся и прошел в маленькое святилище рядом со спальней.
Зеленая энергия пронизывала его внутренние органы, исцеляя и обновляя их. Почки и печень откликнулись болью, но она тут же прошла. Талабан встал и убрал кристаллы в черный бархатный мешок.
Зеленый, он знал, почти разрядился. Сколько времени он уже не подпитывал его? И что его останавливало? Не желая думать об этом, Талабан зажег вторую лампу и подошел с ней к высокому зеркалу в спальне. Гладкое молодое лицо светилось здоровьем, на поджаром теле четко выделялись мускулы. Только глаза были старые, полные мрачных дум. Их взгляд тревожил Талабана, и он отвернулся.
Переодевшись в чистое — черные шерстяные штаны и рубашку из серебристого атласа, он надел сухие сапоги и вернулся к письменному столу. Пробный Камень поставил там тарелку с солониной и свежий хлеб. Жаровня, куда туземец подбросил угля, светилась красным огнем. Талабан открыл заднюю дверь каюты и вышел на балкон. Холод охватил его, впрочем, после душной каюты это было даже приятно. Вагарская команда уже ушла с ледника, но Талабан различал блестящие при луне серебряные пирамидки. А подо льдом скрывались золотые стержни, ищущие соединения с Большой Линией.
Лоси, окруженные волками… Нет, не лоси — скорее дракон в окружении львов. Они держатся на расстоянии, опасаясь изрыгаемого драконом пламени, а он страшится их клыков и когтей… и надеется, что они не узнают, как мало осталось в нем огня.
Глава 2
Подвижник Ро, будучи приверженцем традиций, брил голову, красил раздвоенную бородку в синий цвет и каждое утро посвящал ровно два часа Шести Ритуалам. Одежду он носил темно-синюю, отменного качества: панталоны из тончайшей шерсти, дорогую атласную рубашку, вышитую серебром, сапоги из окрашенной крокодиловой кожи. Пояс подвижника с серебряной каймой дополнял его наряд, и он сохранил свой церемониальный жезл, хотя тот уже лет двадцать как разрядился. Океаны смыли Аватарскую Империю, и лед похоронил под собой источники ее энергии, но подвижник Ро стоял за соблюдение традиций. Это была одна из многих причин его нелюбви к Талабану.
Ро перебирал эти причины в уме, ожидая у двери капитанской каюты.
— Он занят, — заявил ему этот дикарь, Пробный Камень. — Как позовет, войдем.
Ро промолчал. В былые времена туземец никогда не посмел бы обратиться к аватару подобным образом. Он опустился бы на колени, коснулся лбом пола и сказал: «Да услышит господин своего слугу». Так поддерживалась дисциплина, и низшие знали место, занимаемое ими в мире. Это, по мнению подвижника Ро, делало их гораздо счастливее, чем теперь. Четко обозначенные границы поведения — основа любой цивилизации. Талабан явно не понимает этого и разрешает дикарям обращаться к нему, как к равному. Он сам посещал дикие племена и жил в их жалких кочевых шатрах. Ро содрогался при одной мысли об этом. Он почти не сомневался, что в Талабане течет вагарская кровь. Кроме того, капитан молод, ему не больше двухсот, и он не успел еще осознать, как это необходимо — внушать страх низшим народам.
Впрочем, его мать тоже была известна своими странностями: она отказывалась иметь ребенка вплоть до восьмидесяти лет, что, несмотря на поддерживаемую кристаллами молодость, приближалось к границе детородного возраста. Это вызывало множество сплетен и доставляло немало унижений ее трехсотлетнему мужу. Большинство аватарских женщин утрачивали способность к деторождению после семидесяти лет, большинство мужчин — после двухсот. Молва гласила, что она забеременела во время одной из своих поездок. Обычно аватарки совершали долгие путешествия только по необходимости, но ей это, по всей видимости, доставляло удовольствие. Подвижник Ро хорошо представлял себе, какие удовольствия она могла найти среди отребья, населявшего дальние города империи. Именно после очередного возвращения домой она объявила о своей беременности.
Нынешнее поведение ее сына только укрепляло подозрения Ро. Талабан поддерживал слишком тесные отношения со своими подчиненными-вагарами — даже пользовался у них популярностью, чего не должен допускать ни один аватар. Вагары уважают дисциплину, и наилучшее средство управления ими — это страх. Популярность Ро считал проявлением слабости со стороны власти, и его удивляла снисходительность маршала к столь явным порокам Талабана. Взять хотя бы то, что Талабан так и не женился. Если учесть, что он приближается к возрасту, когда не сможет больше производить потомство, это еще одно оскорбление, которое он наносит аватарской расе. Каждый гражданин должен иметь потомство — а иначе разве есть у аватаров будущее?
— Теперь можно, — сказал Пробный Камень. Ро ничего не слышал, но дикарь уже открыл дверь и отступил в сторону, пропуская подвижника — и на том спасибо!
Талабан сидел за письменным столом, но встал, когда подвижник вошел, и вышел навстречу гостю. Двигался он легко и грациозно, как почти все аватары воинской касты, и был намного выше низкорослого мага. Оба вскинули ладони в аватарском приветствии. Ро поклонился, но не так низко, как требовал этикет. Градус его наклона не мог служить оскорблением, но достаточно ясно выказывал его недовольство Талабаном. Если капитан и заметил это, то не подал виду и ответил безупречно правильным поклоном.
— Как продвигается ваша работа? — спросил он.
Ро бросил взгляд на Пробного Камня, который уселся на полу у двери.
— Не думаю, что это следует обсуждать в присутствии подчиненных. — Тонкая рука Ро потеребила раздвоенную синюю бородку, знаменуя возрастающее раздражение.
Талабан промолчал, но Пробный Камень встал и вышел.
— Садитесь, подвижник, — предложил капитан, возвращаясь на свое место.
Ро перевел взгляд с мигающей лампы на бездействующие кристальные шары.
— Когда-то я ходил на одном из этих кораблей к западному континенту, — с грустью сказал он. — Тогда они были внушительны — не боялись никакого шторма.