Эхо вины
Шрифт:
Лиз подумала.
– Да, я допускаю это. Она орала во все горло, что хочет кататься на карусели, а я тоже кричала на нее довольно громко: мол, никаких тебе сегодня катаний. Думаю, отдыхающие прекрасно слышали каждое наше слово.
– Значит, можно допустить, что свидетель вашей разборки пошел за вами и при первой же возможности – когда вы отлучились за бутербродами – подошел к малышке и пообещал прокатить ее на карусели. Наверное, Сара легко согласилась пойти с ним…
– Точно, могло так быть, – уверенно сказала Лиз. – Ради карусели она пошла бы на край света.
Бейкер хмыкнул.
– Однако, – продолжала Лиз, – откуда этой сволочи было знать, что Сара вскоре останется одна? Разве мог он предполагать, что я… уйду так надолго?
– Конечно, этого знать он не мог. Но такие типы рассчитывают попросту на случай, наудачу. Представьте себе переполненный пляж. Вполне вероятно, что в такой толчее ребенок может оторваться от матери. Или мать может уснуть, а ребенок в это время будет играть в некотором отдалении. Счет для него шел на секунды. Подхватить ребенка и исчезнуть с ним в толпе. Он решил пойти на риск, сделать попытку. И она ему удалась. Он просто воспользовался удобной возможностью…
– Эти сорок минут! – воскликнула Лиз с отчаянием в голосе. – Эти проклятые сорок минут!
– Пожалуйста, не терзайте себя так, – попросил Бейкер. – Конечно, то, что случилось, ужасно, и утешиться тут невозможно. И все же не надо рвать на себе волосы. Серьезно вам говорю, раз уж этот подонок положил глаз на вашу дочку, он мог украсть ее и другим способом. Вы могли никуда не отлучаться, а просто задремать на солнышке. Я и сам часто засыпаю, когда лежу на пляже…
«Но при этом твои дети все-таки живы и невредимы», – угрюмо подумала Лиз.
– Может быть, еще в автобусе кто-нибудь пристально наблюдал за вами, не помните? – спросил Бейкер. – А потом устроился неподалеку от вас на пляже или проследовал за вами с автобусной остановки? Сначала это могло показаться вам случайностью, но потом… Может, кого-нибудь припоминаете?
Он смотрел на нее с надеждой.
Лиз ломала голову в поисках ответа, но ей ничего не приходило на ум. Вспоминая тот тяжелый день, она видела лишь себя и Сару, слышала музыку, под которую крутился вожделенный дочкин аттракцион. Но все остальное сливалось в неразличимую массу лиц, тел, голосов, в необозримое людское море, и при всем желании у нее не получалось выделить из этой шевелящейся толпы чье-то лицо.
– Нет, – покачала головой Лиз. – Никого конкретно я припомнить не могу. Никто не бросился мне в глаза. В автобусе я была погружена в свои мысли. Думаю, кто угодно мог пялиться на меня хоть целый час, а я ничего не замечала. И потом… Нет, ничего. Ничего.
Разочарованно вздохнув, Бейкер поднялся.
– Что ж, – сказал он. – Вот вам моя визитка, держите. Если вы все-таки вспомните что-нибудь подозрительное, то сразу же звоните мне. Даже о самой незначительной информации сообщайте мне безо всяких стеснений. Любые сведения могут оказаться полезными. Поверьте, любые.
С этими словами он протянул Лиз свою визитку.
«Джеффри Бейкер», – стояло на ней. Следователь понравился Лиз. Он разговаривал с ней по-человечески. Это был первый чиновник, который не проявлял к ней никакого презрения и брезгливости, не осыпал ее тяжелыми упреками. Первый человек, который не оценивал ее как непутевую мать.
– Я обязательно позвоню вам, если что-то вспомню, – пообещала она.
Лиз проводила Бейкера через маленький коридор к выходу. Сквозь открытую дверь гостиной была видна одутловатая фигура Бетси, развалившейся в кресле перед телевизором, в котором участники дневного ток-шоу огорошивали публику своими грязными признаниями.
У двери Бейкер на миг оглянулся и улыбнулся Лиз:
– Насчет Испании – это, я вам скажу, очень неплохая идея.
4
На протяжении всей поездки Натан не вымолвил почти ни одного слова. Накануне вечером обстановка снова разрядилась; они открыли очередную банку консервов, зажгли свечи и включили музыку. Но они больше не занимались любовью, у обоих не было для этого настроения.
В шесть утра, выпив по чашке чаю, они отправились в обратный путь. Завтракать им не хотелось. Вирджиния решила сначала, что Натан молчит из-за того, что они встали слишком рано и не выспались, но потом ее стало беспокоить это безмолвие. Они ехали миля за милей – сначала в полутьме, потом в серости просыпающегося утра, плотно занавешенного дождевыми облаками и не украшенного ни единым солнечным лучиком. Натан молчал. Она поглядывала на него со стороны, видела его точеный профиль и горько сожалела о том, что чувства легкости и свободы, наполнявшие ее совсем недавно, когда они ехали в противоположном направлении, куда-то улетучились. Тогда ландшафты перед ними становились все шире, все просторней и безлюдней, а отрыв от Фредерика – все больше. Теперь они снова возвращались в густозаселенную часть Англии – туда, где гнездились проблемы и заботы. А еще это гробовое молчание… С грустью думая о том, что скоро за окном начнут мелькать индустриальные районы Лидса, Вирджиния цеплялась в мыслях за Данвеган с его высоким ярко-синим небом, чисто выметенным от облаков сильными ветрами.
«Сейчас мы разберемся с нашим прошлым, моим и Натана, и нам станет легче», – подумала женщина.
Когда они проезжали Карлайл, она не выдержала:
– Натан, что случилось? Ты молчишь всю дорогу, будто воды в рот набрал. Это из-за меня? Может, я чем-то тебя обидела?
Натан повернулся к ней.
– Нет, ты тут ни при чем, – ответил он.
– Тогда в чем дело? Я понимаю, что возвращаться в Норфолк тебе не хочется, но…
Натан ответил не сразу. Он прибавил скорость, а потом быстро свернул на площадку для отдыха, о приближении которой давно возвещали дорожные знаки. Их машина остановилась около строения, где можно было оплатить заправку и купить разные мелочи.
– Мне необходимо выпить кофе, – сказал он, взял пару монет из автомобильного лотка и вышел из машины.
Пять минут спустя он вернулся с двумя большими пластиковыми стаканами кофе.
– Пойдем посидим где-нибудь, – предложил он, и Вирджинии внезапно показалось, что Натану уже невыносимо было сидеть в тесной машине, словно в клетке.
На счастье, дождя не было и холода тоже. Они сели за столик для пикника рядом с детской площадкой, держа перед собой горячие стаканы.
– Я молчал, потому что думал, – сообщил Натан.
У Вирджинии замерло сердце.
– О чем? – спросила она тихо.
Натан снисходительно посмотрел на нее:
– Понимаешь, очень непросто обрисовать тебе ту ситуацию, которая сложилась у меня в последние годы. Но ведь мы обещали друг другу быть полностью откровенными. Мне хотелось свести все воедино так, чтобы ты правильно поняла меня. Вирджиния внутренне напряглась. Она боялась, что Натан сейчас скажет: «Между нами все кончено». А ведь все только началось. Женщина подумала, что он готов разорвать отношения из-за Фредерика, из-за Ливии… Из-за всей массы проблем, что мешают им быть вместе.