Эхо вины
Шрифт:
– Ну и? От кого она?
– От Фредерика, из Лондона.
Она прочитала телеграмму вслух.
– Весьма впечатляет, – сказал Натан ехидно. – Твой муж использует ребенка, чтобы вырвать тебя из моих объятий. Интересно только, что он замышляет? Я бы не стал таким способом заставлять женщину вернуться.
– Мне кажется, он ничего такого не замышляет. Ему действительно надо в Лондон, Грейс и в самом деле может заболеть, и про начало учебного года – тоже абсолютная правда.
Вирджиния закусила губу:
– Боюсь, Натан, что мне придется вернуться.
– Надо сказать, он прекрасно управляет тобой!
– Ким всего семь лет. И если Грейс действительно заболела…
– Тогда остается еще ее муж.
– Но у него, наверное, и других забот по горло. В том числе и уход за больной женой…
– И еще он будет отвозить Ким утром в школу, а вечером забирать ее обратно, только и всего! Подумаешь, какая непосильная задача! Грейс наверняка не лежит на смертном одре. Наверняка подхватила всего лишь какой-то банальный насморк. Но ведь не умирает же она, верно?
– Натан, я все-таки мать и не могу так просто бросить ребенка…
– О том, что у тебя есть ребенок, ты знала и в четверг, когда решила удариться в бега!
Внезапно Вирджинию тоже повело от гнева.
– Ну и что я должна делать? Тебе гораздо легче! Ты оставил за плечами намного меньше, чем я!
– Так уж и меньше? А больная жена разве не в счет?
– До твоей жены тебе нет дела точно так же, как и… как и…
Приоткрыв рот, она молча крутила головой в поисках сравнения. Натан снова улыбнулся, но уже не той милой улыбкой, а холодно и цинично.
– Как до чего?
– Как до этой табуретки! – взвизгнула Вирджиния. – Только не надо рассказывать, что тебе страшно стыдно перед женой, когда ты со мной спишь!
– Нет, мне нисколько не стыдно. Однако не надо все так упрощать и огрублять. Я тоже иногда думаю о Ливии, но считаю, что я не должен попрекать тебя ее именем. У меня свои жизненные обстоятельства и свое прошлое, у тебя – свое. Каждый из нас должен сам решать, как поступать со всем этим дальше.
– И я вовсе не попрекаю тебя Фредериком, но…
– Нет, именно это ты и ведаешь. Именно в его честь мы не должны покидать эту хибару и сидеть тут взаперти, словно под домашним арестом. Именно по его телеграмме ты готова сняться в первую же минуту и мчаться назад. Фредерик тут, Фредерик там. Бедненький Фредерик! Ты его так огорчаешь! Вот бедняга! Мы постоянно должны оглядываться на него! Разве я хоть раз напомнил тебе о Ливии и о том, что ее мы тоже до ужаса огорчаем?
Вирджиния чувствовала, как ее голова наливается свинцом. У нее вырвались слова о Фредерике, но ведь к упоминанию о нем подтолкнул сам Натан – он начал настаивать на походе в кафе или паб. В то же время указать ему на это было нельзя, потому что он сразу же найдет слова, чтобы сразить все ее аргументы. Раздражение не давало ему спорить честно, по правилам.
– Прежде всего речь идет о Ким, – заключила Вирджиния устало.
– Ты не права, – безапелляционно заявил Натан. – Речь идет о том, что Ким становится инструментом для манипулирования друг другом. Эта телеграмма, – он указал на конверт, – не что иное, как объявление войны. Разве по ней не ясно, что Фредерик собирается сражаться с тобой до последней капли крови?
Вирджиния растирала лицо обеими руками. Как больно было осознавать, что происходит именно то, чего она так боялась, – она теряла Натана.
– Тем не менее мне нужно возвращаться, – заключила она.
– Тебе нужно сделать выбор.
– Между моим ребенком и тобой?
– Нет, между твоим мужем и мной. Если ты сейчас повернешь назад, значит, ты, как статист, подчиняешься его режиссуре. И тогда не говори мне больше, что хочешь кардинально поменять свою жизнь.
– Но ведь я мать! Смотреть за дочерью – мой долг, и сбросить его с плеч я не могу и не хочу.
– Не приди эта телеграмма, ты бы и не вспомнила о своих материнских обязанностях!
– Я не знала, что Грейс серьезно заболела и что Фредерик вернулся в Лондон. Конечно, я понимаю, с помощью этой телеграммы он хочет надавить на меня, но я не собираюсь вести с ним войну, главным проигравшим в которой будет семилетний ребенок. Натан, ты должен это понимать!
Он не стал возражать, однако Вирджиния внезапно почувствовала себя зажатой в тиски. На нее давил не только Фредерик, но и Натан, причем последний – с особым наслаждением и жестокостью, нисколько не задумываясь о том, что она чувствует при этом. Натан показал ей другое свое лицо, до этого ей неведомое.
Лучшей защитой Вирджиния сочла нападение:
– Только не надо, пожалуйста, притворяться, что ты весь такой белый и пушистый! Ты осуждаешь мое поведение, а сам! Ведь ты так и не рассказал мне всей правды о себе!
На несколько мгновений Натан пришел в замешательство.
– Не рассказал?
– Нет. Ты не рассказал, например, как поживают твои замечательные бестселлеры, которых ты насочинял безумное количество и которые принесли тебе славу в Германии, сделали тебя популярнейшим автором!
Натан отступил на шаг назад, его глаза сузились.
– А ты, похоже, навела обо мне справки?
– Очень мне нужно за тобой шпионить! Ливия рассказала кое-что Фредерику.
– Так-так… И он, естественно, не придумал ничего лучшего, как тут же передать эти ценные сведения своей неверной супруге?
– А ты бы на его месте поступил иначе?
– Не думаю, чтобы Ливия рассказала все.
– Понятия не имею, что именно она рассказала! Так ты популярный писатель или кто?