Эхо войны.
Шрифт:
Седой мужчина открывает полубезумные от боли глаза, в них — прощание. И светлая, тихая печаль. Криво, грустно улыбается:
— Будьте с ним. Вместо меня…
И — рывком — перетягивает слепящий свет на себя. Хрупкое смертное тело оплывает таящей свечой.
Ледяное пламя не гаснет еще тысячи лет, хотя и тянет его к себе — другой. И бьется, бьется в огне чужак, умирая — тысячи лет.
Глаза застилает темнотой, когда годы сменяются вечностью.
В черной пустоте свистит ветер, приводя за собой метель. Полярная ночь укрывает стылую снежную равнину
Богиня зажигает фонарь и ставит его в сугроб. Чернота бездонных небес расступается перед теплым пятном света, вырастают вокруг застывшие клыки скал.
Море заносит снегом — и алый лед скрывается под белыми хлопьями.
— Победа любой ценой. Что будешь делать с ней? — Смерть смотрит поверх моей головы. Слабая улыбка трогает губы. Она откидывает полу плаща, открывая занесенное снегом тело.
— Этой душе я думаю дать свободу. Он все же вернулся ко мне… Как думаешь?
Я падаю на колени в глубокий снег, не замечая холода, не замечая того, что из глаз катятся слезы. В небе тонут тишина и звезды, Мир трещит по швам. Мой мир. Я достаю из кармана мятый зеленый листик, вкладываю в твою ладонь и сжимаю пальцы.
Живи.
Будь судьбой моей, как прежде.
Будь — даже без меня. Ты заслужил это.
Узкий липкий листик — что ты против смерти?…
Ты — вера.
Я верю в тебя.
Живи!…
Снова темнота. Гулкая тьма того, что когда–то было реальностью.
Я открываю глаза. Не буду смотреть, не буду зажигать свет. Не хочу видеть тел, у меня не осталось ни сил, ни веры.
Зачем я жива?…
Шаги. Я чувствую их ладонью, всем телом. Тяжело поднимаюсь на ноги, отступаю к стене и замираю.
Он входит, ни разу не обернувшись. Его шатает, тяжелое хриплое дыхание поднимает эхо, но в руке — нож. Подобрал же где–то…
Он останавливается у ниши, над лежащими вперемешку телами, и сжимает крепче рукоять. Я делаю шаг вперед, приставляя дуло «матери» к его затылку. Вспыхивает подствольный фонарь.
— Руки!
Нож падает. Он оборачивается медленно, будто во сне. Сквозь прицел на меня смотрят холодные янтарные глаза.
На этот раз между нами нет Бездны, дотянуться тебя будет легко. То, что не смогла сделать магия, сделает пуля.
— Это наша победа, реванша не будет.
Победа… Победа в битве. Этим вы не остановите войну.
Война… Скажи мне, что есть война? Зачем она нужна? Не лги, не ради выживания — ничего, кроме смертей, она не приносит. Мы уже стольких потеряли — близких, и тех, кого не знали. Потеряли оба.
Между нами уже нет реки — почему же мы опять не можем понять друг друга?…
Почему ты не стреляешь? Проигрыш карается, а у каждого — своя правда. Я буду мстить, пока жив. И не я один.
Мстить… За одну жизнь, принося в жертву в тысячу раз больше. Если эта война уничтожит твой народ, ты будешь мстить?
Стреляй.
Если эта война уничтожит твою королеву, ты будешь мстить?! А когда месть свершиться — чем ты будешь жить?!
Стреляй!
Холодные
Сомнения — это всегда боль. Проще жить с шорами на глазах, потому что правда режет до крови. Когда–то, сотни лет назад, мы ловили листья во сне. Ты обменял знак траура на весну.
Я резко вскинула ствол, пуля ушла в потолок.
Я пожалею об этом не раз, и знаю это. Но сейчас… Я видела слишком много бессмысленных смертей. Хватит. У меня не осталось сил. Поэтому — живи. Даже ради войны, потому что я буду жить ради мира.
Чего ты хочешь?…
Имя. Твое имя. Я хочу знать, кто ты.
Алесдер. Дальше… не помню.
Я кивнула. Он постоял, опустив голову, развернулся и, пошатываясь, тяжело зашагал вглубь промоины. И, уже почти скрывшись из виду, вдруг приостановился.
Не верь в предсказания. Они лгут.
Да. Ради этого стоит спорить с Жизнью — чтобы они лгали.
Я прислонила «мать» к стене, отстегнула фонарь и вернулась к нише. И, пробираясь через нагромождения тел, уже знала, чем кончился этот спор для того, кто начал его и имел мужество довести до конца.
На темном камне черные как ночь волосы смешались с серебряной, расплетшейся, косой. Двое стояли рядом и рядом же упали, едва заметно, но дыша. Оба.
Этан поднимался, опираясь на дрожащие руки, с пустым, как Бездна, лицом. То, что казалось чудом господним, им не было, и он знал это лучше, чем кто бы то ни было.
Он стоял на коленях над телом брата и рыдал, мучительно и страшно.
Так выглядит победа.
Любой ценой.
Сотни лет спустя тонкий радостный голос солнечным диссонансом звенит в моей пустой измученной душе.
Фарра, где вы? Ответьте.
Мы не уйдем без вас…
Эпилог.
Между концом
И краем,
Между землей
И раем,
Меж сна мгновением и явью сотен лет.
Екатерина Беспятова
Над заснеженными макушками гор сияет солнце — не по–зимнему пронзительно и ярко. В тихом танце кружится снег, оседая на плечах и непокрытой голове. Траурные эклирисы холодным пламенем полыхают из–под снежных шапок, расцвечивая алыми бликами старое кладбище на склоне гор.
Снег засыпает ряды свежих могил — уже много, много дней.
В моих руках цветы — алые и белые. Я поднимаю голову и щурюсь на солнце. Сезон бурь уходит, скоро уйдем и мы — следом за ним, на юг.
Темноволосый мужчина опускается на колено перед надгробным камнем. В пышный снег ложатся пламенеющие цветы. Я опускаюсь следом, добавляя свои.
Сегодня мы прощаемся.
Этан уезжает, я уезжаю с ним. Я помню, о чем ты просил меня. И буду с ним вместо тебя.
Говорят, смерть наступает не тогда, когда останавливается сердце, а тогда, когда тебя перестают помнить. Пока будем жить мы, Смерть не нагонит и тебя.